Книга Хозяйка лесопилки, или Забытая жена, страница 3 – Дара Хаард

— Моя принцесса, мое чудо Анэнья Суара…

Чудо… Нэнька не любила вспоминать эти моменты, потому что было больно. Дом тогда был совсем другим, и жизнь девочки была полна любви и заботы.

Мойка была пустая, вся дворня уже перемылась и собиралась смотреть на приезд аристократов. Все завидовали Азалии, как же теперь к ней нужно обращаться, только госпожа, да и дети Азалии будут уже аристократами и смотреть сверху вниз на всю торговую родню, если вообще вспомнят, что у них есть такая родня.

Я быстро сняла ночную рубаху и налив в деревянный ушат теплую воду из бочки, с наслаждением стала умываться. Волосы, собранные в косу, трогать не стала, не успею высушить, но заново переплела, приглаживая сырыми руками крутлявые завитки, которые обрамляли лицо. Интересно Нэнька красивая? Вернее, я… я красивая… хотя плевать, я молода и, может… постаралась отогнать от себя мысли о детях, не время думать об этом.

Обтёрлась рубахой, так как забыла захватить с собой полотно для вытирания. Быстро оделась, поморщивших, что трусов тут нет, я даже на панталоны была согласна, но по памяти девушки она всегда так ходила, зимой, правда, еще вязанные гетры надевала.

— Нэнька! — услышала я совсем рядом крик несносной тетки. Она была тут такой же, приживалкой, помогала по хозяйству и была дальней родней матери Азалии. Я переждала, пока она уйдет дальше, и выскользнула из мойки. Искать меня тут тетка не додумалась, все знали, что Нэнька не любит мыться, посмеивались за ее спиной и обзывали грязнулей, чернавкой и другими неприятными кличками. Я решительно пошла в сторону девичьей комнаты Азалии. Всю жизнь не попрячешься.

Комната сестры была намного больше, светлее, беленые стены разрисованы цветами, считалось это модным и красивым, мебель добротная, деревянный пол вымыт дочиста, сама же Нэнька и скребла его до ночи под вопли и стенания сестры, которая всего боялась. И новой семьи, и новой роли, и того, что разлюбит, и того, что не сможет быть ему ровней, в общем вечные вопли всех невест.

Сейчас возле сестры хлопотали бабки приживалки, кто соли нюхательные под нос сует, кто воды подает, а кто ноги разминает. Азалия была противоположностью Нэньке. Высокая, светловолосая, светлокожая, было видно, что в кости широкая, и быть ей, как и маменьке, через пару лет дородной да круглолицей. Тем более в памяти Нэньки Азалия любила булки сладкие поедать да пироги трескать.

— Где ты ходишь? — возмутилась сестрица, увидела меня и рукой отогнав бабок, посмотрела на меня подозрительно. Я даже замерла: неужели поймет, что я не Нэнька? — Смотри-ка, даже умылась чернавка, — Азалия фыркнула, — Думаешь, не знаю, что ты на моего жениха глаз положила, мерзавка, даже не думай, он мой!

Дальше девушке возмущаться не дал громогласный ор из коридоров:

— Едут! Едут!

Все ломанулись на выход, а сестра взвизгнула:

— Я еще не готова! Нэнька, быстро сапоги натягивай, — Азалия показала на свои ноги, стоящие на низкой табуретке. Я стала одевать на ее распухшие ноги сапоги, еле справилась, так и хотелось сказать, что чаи распивать надо меньше по ночам. Азалия встала, и я только сейчас увидела, что платье на ней не такое, как на всех домашних.

Никакой рубахи или сарафана, длинное, в пол платье из струящегося белого материала, лиф украшен камнями и золотой тесьмой, корсет утягивает талию, делая полуоткрытую грудь еще крупнее. На голове у Азалии была прическа, искусно украшенная такими же камнями, как на платье. Сестрица, увидев мои удивленные глаза, фыркнула: