Книга Ни слова, господин министр!, страница 178 – Наталья Варварова

— Родерик…

— Что, любимая?

— Нет, ничего. Начинай.

Он улыбался. Я не видела этой улыбки, но на сердце становилось теплее.

— Ты вернешься ровно к тем событием, которые стерты запретами. Заново все мы смотреть не будем.

— Начинай уже, — проворчала я. — Готова.

Маг приложил ладони к моему лицу, по-прежнему оставляя глаза закрытыми. Какой он горячий… Немножко покалывало. Я сделала глубокий вдох и…

Оливия Бланш, 18 лет— Как же надо не дружить с головой, чтобы вытворить такое? О чем ты думала? — голос Робертины ударялся об сводчатый потолок и падал на меня сверху, ввинчивая ноги в мозаичную плитку.

Мать в линялой рабочей робе замешивала мазь от ожогов. Зеленоватую и пахнущую хинином. Хорошо, что мазь от ушибов она заготовила еще до моего прихода. Сейчас, будучи не в настроении, вполне могла и отправить восвояси.

Две баночки для Родерика я прихватила с подноса сразу, как вошла в эту просторную келью. В госпитале две или три подобных. Они специально оборудованы, чтобы не рассеивать магию при создании снадобий.

— Папа бы меня понял, — притворно вздохнула я.

К мнению супруга матушка традиционно прислушивалась. Эдмунд Бланш, первый конюшенный королевства, слыл человеком разумным. Во всем, что не касалось его единственного ребенка.

— Ты и отца сюда впутала? — ахнула целительница.

— Нет, конечно. Он же мужчина, а это вопрос… интимный. Просто папа считается с моими чувствами… Мама, мне уже восемнадцать.

— И что? Дура дурой. Какая магическая зрелость… Нет, не слышали. Послушай меня, нахалка…

Нет, все же повезло, что Либерториум — такое сложное лекарство. Смесь настаивали не меньше недели. И если перестать взбивать, при этом отдавая силу, то все заготовки пойдут прахом. Иначе мама бы заставила стоять напротив нее и сверлила бы своим знаменитым немигающим взглядом.

— Нахаленка, — поправила я.

Все банки с зельями я по ее просьбе расставила в ряд. И теперь каждое из них станет сильнее в полтора раза. Вот и вся польза от моей «уникальной» магии. Можно уже бежать..

— Это сейчас ты для него птичка-невеличка. Скоро он о тебе будет отзываться только площадной бранью.

— Мама, проникнуть в сокровищницу не удавалось никому за тысячу лет. Ну, так говорят. Росток тьмы оказался вполне себе живым, а не иссохшим, и сам пошел ко мне в руки. Конечно, я взяла семечко… Это власть над магией наших королей. Я хочу забрать у Родерика всего одну ночь. Это есть в первых законах, которые писались теми, кто слышал Землю.

Над головой у матери поднимался пар. Она в ярости. Но руки продолжали монотонную работу. Для Робертины ее дело прежде всего, ее больные. А то, что у дочери такой момент, судьба на волоске… Нет, она всего лишь малолетняя бестолочь…

— Как хорошо ты трактуешь их в свою пользу. Ночь Забвения — это всегда надежда на то, что Матерь дарует ребенка. Шанс для чужестранок увезти редчайшую магию в родные земли. Не, как у тебя, прихоть взбаламошной девицы… Ты стащила у меня сразу три средства, приближающих беременность. Три! Как ты не понесла, пока он боевые пентаграммы на доске чертил, для меня загадка.

У нее не получится меня разубедить. Частицу первой тьмы я могу отдать только по своей воле. Ведь она сама выбрала меня. Чего мне бояться или совеститься? Родерик, правда, в последние дни смотрел странно. Словно собирался о чем-то спросить. Если мама выдала меня ему… Тогда все пропало.