Книга Пленница ледяного герцога, страница 73 – Наталья Варварова

— Мне хочется услышать от тебя что-то приятное, — неожиданно для него заявила я. — Девушкам надо говорить комплименты. От этого становится теплее на душе — и никакой угрозы физического контакта, заметь. Вот Самуэль уже сказал, что я упрямая и работящая ослица. Теперь твоя очередь.

Глаза Азазеля округлились. Такого поворота он не ожидал.

— Как это? Он, то есть комплимент, должен быть честным описанием тебя? И доставлять удовольствие?

— Да, ты все схватываешь, — мне стало смешно, но я старалась сдерживаться. Моя несерьезность передалась Азазелю, и он немножко расслабился.

— Ты твердая, как камень. Кремень… Нет, гранит. Он еще и красивый, яркий, с разноцветными прожилками. И ты…

Я все-таки рассчитывала, что мое лицо не пошло пятнами в ответ на его нежности.

— Опять не попал. Я не собираюсь быть плитой, которую опустят на тебя сверху, принцепс.

Я закрыла глаза и позволила ему и дальше себя обнимать. Мы лежали неподвижно. Он молчал и улыбался каким-то своим мыслям. И засыпать на нем было так уютно.

Хотела бы я сказать, что оставшиеся до бала дни пролетели незаметно. Но это не так. Камни в хранилище будто сорвались с цепи и отчаянно сопротивлялись любым манипуляциям. Самуэль объяснял это тем, что в Чертогах начался «тихий» сезон, когда пресветлые возвращались в большие и малые родовые гнезда. Делиться энергией с кем-то еще за пределами семьи — даже с камнями своего Дома — становилось непросто.

— Мы по натуре дисциплинированные индивидуалисты, — старался и объяснял мне Крысюк. — Когда-то и сенаторов было больше, по общему числу Домов. Законы в каждом из них царили свои, объединенного воинства не заводили. Выходили вместе, только когда требовалась накрутить демонам хвосты. Но перевертыши многому нас научили. Первую тысячу лет семьи гибли в огромных количествах. Не существовало даже единой системы тревоги, ведь внешней угрозе Небесные земли не подвержены.

Я внимательно слушала. По всему выходило, что период, когда каждый пресветлый удалялся, чтобы побыть с семьей, длился около месяца. Наверное, большой войны до его конца не случится.

Самуэль был не менее нервным, чем камни. Огрызался чаще обычного. Я связывала это с решением Азазеля пощадить мое здоровье и побыстрее подвести себя к последнему рывку, о котором он рассказывал прислужнику. То есть перерожденному жить примерно месяц — при условии, что я все-таки уйду.

Да, меня мучали сомнения. Остаться и дать нам с Азазелем шанс или уйти сейчас, зная, что на моей совести так и повиснет жизнь этого древнего и странного существа? Я по-прежнему знала о нем катастрофически мало и могла оценивать только его отношение ко мне. О чем же думало премудрое Древо, когда позволило случиться этому невообразимому союзу… Оно даже не давало гарантий, что я смогу его полюбить и сохранить память о родных детях.

Азазель, кажется, ни о чем таком не волновался. Мы изредка перекидывались парой слов, хотя спали в объятиях друг друга. Стыдно сказать, но вряд ли бы я стала возражать, если бы он позволил себе больше. Лорд являлся в середине ночи, я вздрагивала и просыпалась. Он снимал с меня ночное одеяние, настоящее произведение искусства из шелка и мягких перьев, и укладывал на себя. Я подозреваю, что халат оставлял сознательно.