Книга Преданная истинная, страница 92 – Лана Воронецкая

Встряхиваю невменяемую.

Она лишь глупо улыбается и шепчет:

— Это было классно. Амир, не сдерживай себя, возьми меня прямо сейчас.

И волосы у неё не рыжие, а тёмные. Хотя пару минут назад были точь-в точь, как у моей девочки. И пахнет Оливия совсем не так.

— Ты специально сюда меня заманила?

Волосы Оливии вдруг меняют цвет – снова становятся рыжими. Плечи в моих руках подрагивают в истеричном тихом смехе.

— Я была права. Ты спутался с дочкой архимага. Смотри-ка, как тебя проняло. Бегаешь за девчонкой, как мальчишка.

От рыжих волос веет тонким любимым ароматом моей девочки. По прядке ползёт зелёная ленточка – запах чувствуется от неё.

Оливия наклоняет голову так, чтобы я мог лучше рассмотреть.

— Кай выдернул у Ландии из причёски, когда лапал твою драконицу в капище. Она с ним пошла, была не против, когда он лез под юбку. Зачем ты вмешался?

Встряхиваю Оливию сильней. Что она несёт?

— Амир, она тебе не пара. Зачем тебе эта малолетняя пигалица? Я хочу, чтобы ты был со мной! Смотри, если она тебя так вставляет, то можем ограничиться не только ленточкой из её волос. Я могу переодеться в её платье, оставить рыжие волосы. Всё для тебя, мой милый…

Она дотягивается рукой мне между ног, гладит, пытаясь вернуть потухшее возбуждение.

Перехватываю настырную руку.

— Оливия, остановись. Да, что с тобой?

Глаза драконицы лихорадочно блестят.

— Я скучаю по Тревису. А у тебя его дракон! Ты забрал его зверя. Будет справедливо, если взамен ты останешься со мной.

— Как? Как я могу быть с тобой?

Отталкиваю Оливию. Получается грубо. Но лучше так, чем распустить руки с женщиной. Ярость неудержимо давит, пытаясь вырваться наружу. Сжимаю руки в кулаки, пытаясь успокоить гнев. Слова вырываются, хлестая драконицу:

— Тебе всё мало, стерва? Ты убила моих родителей, сожгла их заживо в драконьем пламени в ту злосчастную ночь. Пятнадцать лет назад. Кто мне их вернёт? Кто их вернёт моей маленькой сестре? Ашара выросла без матери. Мне пришлось заменить ей отца.

Судорожно выдыхаю струйки пара. Зверь подключается к моим эмоциям, шипит.

А я цежу:

— Ненавижу, стерва. Сколько раз я представлял, как придушу тебя собственными руками.

Насилу разжимаю кулаки и душу ими воздух.

Оливия же никак не успокоится – наклоняется ближе, подставляя шею.

— Давай, души… Если тебе станет легче. Я уже давно потеряла вкус к жизни.

Долго и медленно выдыхаю, бессильно роняю руки.

— Меня останавливает лишь то, что ты беременна. Я просто открою на тебя дело, подам документы в суд. Создам первый в истории прецедент иска к дракону. Будешь гнить за решеткой со своим зверёнышем.

Оливия сглатывает подступивший к горлу ком. Шепчет:

— Я не хочу этого ребёнка.

Звучит так горько, что я ей верю. Молчу, стискивая челюсти.

Оливия потупляется в пол, складывает руки на животе. Её взгляд туманят воспоминания, которые необходимо с кем-то разделить.

— Я любила Тревиса. Всем сердцем. Всей душой. Но драконий век так долог. А у нас с Тревисом, как и у остальных драконов никак не получалось завести детей. Хотя и получилось отложить яйцо. Только что толку? Оно больше двухсот лет покоилось на дне драконьего ущелья. Лишь усугубляя нашу скорбь.

Она так и держит руки, сложенными на животе. Но не гладит, а обнимает его закостеневшими негнущимися пальцами. Рассказывает монотонно: