Книга Когда-то я была злодейкой, страница 34 – Лора Лей

Да она не помнила, когда испытывала такой душевный подъем! Ей рисовались картинки учебных занятий, уроков труда, обязательно — физкультуры, спортивные площадки, школьные спектакли, ярмарки поделок… Красивая форма на воспитанницах, аккуратные комнаты и классы, вручение дипломов…

Елизавета перебирала в голове все профессии и ремесла, которые могли быть полезны женщинам в мире зарождающегося равноправия полов: машинистка, стенографистка, секретарь, учитель, воспитатель, агроном, ветеринар, медсестра, продавец…

Скорее всего, здесь уже такие существуют, но то — «самоделки», а надо — признанных, узаконенных спецов выпускать, чтобы сразу сбивать спесь с мужиков-шовинистов.

Ну и хенд-мейд развивать, чтобы и желающие посвятить себя семье и детям не считались бесполезным приложением к мужу, а могли, продавая свои поделки, например, иметь средства «на булавки» «собственного сочинения», так сказать.

Мастерицы есть, наверняка, только они «не выходят в свет». Значит, надо предоставить им торговую площадку, где их будут оценивать по работе, а не по половой или расовой принадлежности. Хотя с последним не стоит торопиться.

Рабства, как такового, здесь не было, но аборигенов просто не считали за разумных, их называли «дети короны»: могли нанимать на работу за еду и кров, не убивали, но и не лечили, теснили в саванну или джунгли мягко, но уверенно.

Ну, такая себе дискриминация по принципу «ничего не вижу, ничего не слышу». И местные аборигены были какими-то очень тихими, вялыми, безынициативными… Или она просто еще не все узнала? Ладно, пока ей своих забот хватает.

* * *

Что правда, то правда — забот хватало.

Когда утром следующего дня за Темперанс Мортен прибыл наряд стражей, в доме начался форменный бедлам: мачеха визжала, сопротивлялась, ругалась, пока господин советник не пригрозил связать ее и в таком виде вынести из дома на потеху собравшейся у ворот толпы. Женщина сначала не поверила, но двинувшийся к ней с веревкой муж охладил ее пыл, и она сама села в закрытую карету.

Эмма и Кэтрин, наблюдавшие за арестом матери, устроили слёзоразлив и истерику, но сэр Николас, заведя их в кабинет, видимо, сумел донести до падчериц суть происходящего, после чего девушки притихли и разошлись по комнатам, отказываясь пару дней есть в столовой и общаться с остальными. Елизавета по этому поводу не загонялась, уделяя внимание близнецам и собираясь за город.

* * *

Как она и предложила, отец предшественницы переговорил с Джейн и Джулией. Сама она при их беседе не присутствовала, предоставив советнику простор для маневра. Близняшки вышли от родителя несколько «прибабахнутые», закрылись вдвоём и о чем-то шептались долго, но решение приняли — остаёмся.

Елизавета выдохнула (слава богу, а её план — ну не шмогла, что ж теперь?) и озадачила Саймона поиском бунгало на побережье. Теперь ей предстояло выяснить настроение Кэтрин и Эммы.

Впрочем, за этим дело не стало: Эмма сама рвалась в бой. Поразительно, но устраивать истерику повторно девица то ли побоялась, то ли рассчитывала на другой путь: она смиренно отпросилась у советника на приём к Тэлботам, взяла Кэтрин, пребывающую в прострации, коляску советника и уехала.

Вернулась очень быстро, красная, злая, расстроенная, наорала на прислугу и снова заперлась в комнате (уже по собственной инициативе). Испуганная же Кэтрин поведала Лиззи за чашкой успокоительного чая, что в дом Тэлботов их не пустили, заявив, что детям преступников там делать нечего.