Онлайн книга «Анна в тридевятом царстве»
|
Ванда подала гостям борщ с листьями свеклы и пампушками с чесноком, копченую рыбу, малосольные огурчики и остатки гречки с грибами. Салат из зелени с редисом, блины со сметаной шли в дополнение, как и голубцы — их, кроме Отто, никто не пробовал. На десерт женщины испекли большой песочный пирог с ягодами и творогом. По совету Анны, генерал наливал шнапс в маленькие рюмочки, повышая градус и давая гостям оценить его по-нарастающей. С непривычки мужчины за столом быстро опьянели, и приходилось напоминать о необходимости закусывать, что, впрочем, исполнялось с удовольствием. Застолье традиционно закончилось просьбой генерала спеть, и Аня, наплевав на приличия, пустилась в пляс под «Хава Нагилу», доведя тем Осю Фридмана до слез. — Фрау Анна, откуда вы знаете песню моей матери? Она — мое детство! У меня в семье, кроме матери, никто ее не поет. Вообще ее никто давно не поет… — Ося всхлипнул. — Простите, господа. Я родился в Пруссии, но все равно чужой. А песня — родная… Спасибо, фрау, никогда бы не подумал, что кто-то еще может знать песни моего народа… Анна Николаевна тоже расчувствовалась и затянула «Издалека долго течет река Волга..». Потом был «Мороз, мороз», «Отговорила роща золотая..» и другие, пока не устала. Мужчины сидели и благоговейно молчали, потом встали и выпили за ее здоровье, после чего медленно разошлись по комнатам, а Аня пошла на стену и долго плакала, вспоминая прошлую жизнь, детей, дом, подругу. ЕЕ никто не трогал. И выплакав тоску и хмель, попаданка тоже ушла спать. *** Вайсы видели грустную Аню, но что тут можно было поделать? Они стали почти семьей, но время для полного единения еще не наступило. И наступит ли? Мужчины обозначили попаданку как часть семьи, воспринимая один — как дочь или племянницу, а второй — скорее как старшую сестру, хотя поначалу у Хенрика были иные мысли. Но характер и манеры иномирянки сводили на нет все матримональные чувства молодого человека, при чем, происходило это так естественно, что и обижаться не получалось. Анна просто стала им родной и близкой, но не женщиной в физиологическом контексте. Несмотря на прежнее место службы и некоторые особые знания, младший Вайс, а с ним и его отец где-то глубоко в душе не были уверены, что однажды Анна не исчезнет также таинственно, как и появилась. Наверно, именно это опасение и удерживало мужчин от окончательного принятия Воронцовой в своей жизни. Они ею пользовались, в этом у обоих не было сомнений, пусть даже и отдавая в этом себе отчет. Собственный цинизм коробил, но реальность и поведение гостьи из будущего, ничего не требующей и щедрой, снижало градус напряжения в этом вопросе. У них, по сути, было взаимовыгодное сотрудничество. Надолго или нет, можно было только догадываться, дара предвидения у Вайсов не имелось. Анна Николаевна рассуждала примерно также. Прошедший год она провела, сумев убедить себя в том, что пребывает в длительном отпуске, пробует новые или забытые занятия, отдыхает от бесконечной работы и всего, что составляло ее будни в привычном мире. Про детей она почти сразу запретила себе думать и переживать, и довольно успешно держалась до сегодняшнего дня. Впрочем, тихая истерика помогла: со слезами пришло успокоение, и утром следующего дня Аня опять была собой — уравновешенной, дружелюбной и сдержанной гостьей замка Вайс в псевдо-Пруссии. |