Книга С песней по жизням. Часть 1 и Часть 2, страница 85 – Лора Лей

Орм привез ей несколько стопок сероватой(недорогой) бумаги, бутылку чернил, букварь на куршском (редкость) и на нордском, с десяток заточенных уже гусиных перьев, набор железных спиц (!), штуку шерстяной ткани грязно-коричневого цвета для пошива зимних штанов и куртки и унты! Последним Ирина и обрадовалась, и огорчилась: она помнила, что в Прибалтике снега не ложиться много, жалко будет пачкать по слякоти натуральную замшу. Валенки бы с калошами или кирзу…

Гудрун, видя ее расстройство, поинтересовалась причиной. И долго ухмылялась неосведомленности чужачки.

— И снег лежит, и холод бывает. Попрошу Саулюса-скорняка подшить край тюленьей шкурой, и мокнуть не будут. Встанет лед, саамы обязательно придут по нему, в Рийгу не любят, а к нам хоть раз, но заглянут: курши их не бояться и не гонят, продают сушеную клюкву и другую ягоду, муку, льняные нитки, мед, орехи. Они ж как дети: в лесу да на берегах живут, а заготовок не делают, бродят за своими олешками с места на место, бьют морского зверя, не ростят ни зернышка. Эх, ну такие вот!

Ирина ничего не могла припомнить про саамов, кроме того, что сказала Гудрун и того, что это коренное население Северной Европы, Лапландия-их вроде, страна или регион …Ну, такие евро-чукчи, в меховых рубахах, на каяках или…да, не суть!

Про местных Гудрун говорила с некоторой нежностью и малой снисходительностью, а вот по жемайтов или чухонцев — с долей неприязни. Чем уж они ей досадили, Ирина выяснять не рискнула.

За короткое время, при условии незнания языка и постоянной хозяйственной деятельности, иномирянка все еще оставалась в неведении о месте, куда попала. Из того, что рассказал Эйвинд и отрывисто сообщала Гудрун, у Валиевой получилось следующее: Кляйпи-небольшое поселение на берегу восточной оконечности Куршской косы, проживают тут в основном рыбаки, а также моряки и речники Эйвинда. В поселении дальше по берегу есть трактир, лавка-сельпо, доки и пристань. Население около сотни человек, что считается по здешним меркам много.

Вдоль берега, на небольшой высоте, тянется лесопосадка, отделяющая поля, луга и разбросанные там-сям хутора от моря. Обработанные земли чередуются с участками леса, болот, озер малых, ручьев. Дороги условны, но имеются. Занятия простые: сеют зерновые, лен, некоторые на равнинных участках содержат небольшие отары овец, сажают овощи, есть даже приличные садики и огороды-обязательно, в приусадебных хозяйствах свиньи, козы, коровы-почти у всех, как и куры с гусями. Дополнительно все промышляют зверя, дары леса берут выборочно (грибы — нет, ягоду, орехи, мед дикий — да). Все, что ловят, бьют, выращивают-продают либо обменивают в княжьем городе, приплывающим купцам, в основном бриттам, фризам, иногда — русам.

Местные курши весьма неторопливы, несколько отстранены (в голове крутилось «тормознутые»), приветливы, незлобивы и абсолютно лишены воинского духа. С приезжими общаются их старейшины, к себе пускают редко, к изменениям не стремятся, придерживаются своих верований и обычаев.

— Они таакииие медленные — говорила Гудрун и улыбалась. — Будут стоять и улыбаться, пока добьешься, чего надо, пирог съешь. Но я к ним привыкла за столько-то лет, они помогают — я отвечаю: лечу и их, и скотину, роды принимаю, гадаю, когда просят… Последнее редко, только если уж край какой и их ведун не справляется. Но умелые, не отнять, по дереву особенно, и лен хорошо прядут и ткут. Над краской мы вместе думаем, их бабы, если что хорошо получается, больше и не стараются. Вот такие они — вздохнула и отвернулась к плите вельва.