Книга Лекарка поневоле и 25 плохих примет, страница 101 – Ульяна Муратова

Ткани кисти отекли, несмотря на повязку, стали плотными и горячими на ощупь, но диагностика показала, что об отторжении речи не идёт. Сделала перевязку, снабдила пациента восстанавливающим зельем и отправила домой до вечера.

Разумеется, следом на крыльце появилась матушка сына-корзина с полным ненужных подробностей рассказом о том, что тот никак не может пойти в поле, ибо у него несварение желудка, и поэтому он послал её за лекарством. Я подозревала, что парень просто искал повод отвлечь чересчур заботливую маменьку, но зелье всё равно дала. Молча.

Хотела прикорнуть за столом, но тут показался Мистер Божий Дар с козой.

— Ясного дня. Ей хуже? — обречённо спросила я, с сочувствием глядя на парнокопытную страдалицу.

Мне тоже было хуже, но никто меня лечить не собирался.

— Ясного, так это другая! — удивлённо ответил сосед. — У коз мастит — дело частое. Я за зельицем.

Отдала ему сразу три флакона и отправила восвояси.

— Хорошая ты девка, Таиська!

Ну… хоть не Таська и на том спасибо.

Весь день, стоило мне на секунду прикрыть глаза, как на пороге показывался очередной пациент. Я щедро раздавала зелья, морщилась от любых громких звуков и мечтала о том, чтобы поскорее настала ночь, но день всё тянулся и тянулся бесконечной жвачкой, размякшей на жаре.

Вечером матушка с сыном-корзином пришли снова, на этот раз с раной.

— На Давлика петух соседский напал! — с трагическим придыханием чуть не прорыдала она.

Сам Давлик явно стеснялся происходящего, но руку с царапиной длиной сантиметра три всё же показал. Я щедро плеснула на рану антисептика и поставила диагноз:

— Жить будет.

— Но это колотая рана…

— Клюнутая рана, — на автомате поправила я. — И она совсем не смертельная. Через неделю и следа не останется.

— Так ему этот… как его… медовый отвод на завтра нужо́н! Куда же он в поле… Раненый! — с надрывом запричитала она, а я подумала, что за убийство некоторых людей должны не в тюрьму сажать, а награждать медалью.

Раненый переминался с ноги на ногу, пряча глаза.

— До завтра царапина затянется.

— А если не затянется? А если туда зараза попадёт? А если воспалится?

— Вот когда воспалится, тогда и приходите, — припечатала я, чувствуя, что выросла профессионально — одной этой фразой запросто обеспечила бы себе трудоустройство терапевтом в любой районной поликлинике.

Сколько горячего возмущения во взгляде получила в ответ! Однако к тому моменту я настолько обессилела, что мне было просто всё равно. Я даже не сердилась на эту несчастную женщину, нечем было сердиться.

Наконец все ушли, я напоила Эрера зельем и упала на постель рядом с ним. Он дышал редко, но ровно, и я не знала, что ещё могла сделать для него. Попросить отвезти к другому целителю? А не нарисую ли я этим мишень на его спине? И переживёт ли он дорогу? По виду он стабилен, но тряска однозначно не пойдёт ему на пользу.

Закрывая глаза и проваливаясь в муторный, душный сон, я могла только надеяться, что эту ночь он переживёт.

Проснулась в середине ночи и первым делом потянулась к Эреру.

Жив.

Влила в него крупицы сил, которые скопились за несколько часов, и снова напоила. Подхватила плед и Шельму, шатаясь, вышла во двор. Пока забралась на крышу, вспотела и чуть не свалилась с лестницы от слабости, но потом растянулась в лучах Гесты и закрыла глаза.