Книга Отбор с философским акцентом, страница 94 – Сева Азим

Я закрыла глаза и наблюдала за своим резервом, который переливался внутри перламутрово-салатовым и жемчужно-золотистым светом. Мой резерв тянулся к этому мужчине и к листу бумаги, который по мере заполнения напитывался от моего резерва салатово-перламутровыми силовыми полями, в которые вплетались серо-голубые нити, идущие от рук самого мужчины. Понятия не имею, что именно происходило в данный момент, но это казалось самым правильным и естественным!

Я ощущала его эмоции, словно видя их в цветовой гамме событий прошлого. Как много страха! Страх за дочь, за то, что не сможет защитить, что не способен сохранить единственно важное в своей жизни, что кто-то обидит, а он даже не узнает. Страх, что она медленно растёт и не становится самостоятельной, что слишком быстро растёт и становится независимой. Что перестанет в нём нуждаться и он станет не нужен. Что кто-то займёт его место и вытеснит любовь к нему.

Потом решимость — идти до конца, любить и защищать вопреки всему!

Дальше я просто захлебнулась в этом всепоглощающем чувстве вины, боли, тоски. Он всё писал и писал, пока слёзы текли по щекам и капали на бумагу, размазывая не подсохшие чернила. Нет, он не освобождался от боли — вряд ли это вообще возможно. Но впервые за эти годы он проговорил всё вот так, без внутренней цензуры, абсолютно честно.

Сколько часов мы так просидели? В какой-то момент он обернулся ко мне и хрипло произнёс:

— Я написал письмо.

На его всё ещё дрожащих руках лежала стопка листов, сложенных одна в другую.

— Вы бы хотели, чтобы ваша дочь прочла это письмо? — не удержалась от вопроса, складывая большой лист бумаги в самодельный конверт.

— Да, очень хотел бы, — твёрдо ответил мужчина, забирая у меня конверт и надписывая его: «Любимой дочери Эмайлии».

— А теперь что вы хотите сделать с этим письмом? — спросила у него.

— Не знаю, решите сами, как лучше его уничтожить, — Пурэ пожал плечами.

Я оглянулась вокруг и метрах в пяти увидела дерево, что-то вроде плакучей ивы, обессиленно склонившей ветви к земле, и решительно направилась к ней. Присев, прямо руками стала разгребать рыхлую землю. Мужчина, поняв мои действия, подошёл и начал мне помогать рыть ямку.

— Ой, — воскликнула я, когда один из острых речных камней порезал мне палец.

— Оставьте, вам надо к целителю, — забеспокоился мужчина.

— Вот закончим, и сразу же пойдём к нему, — согласилась я и, взяв у него конверт, положила его в ямку. Пурэ помог засыпать конверт землёй, и мы несколько минут сидели рядом с этим кусочком земли.

Было похоже на какой-то погребальный обряд. Раньше такое мне бы и в голову не пришло, я бы просто сожгла это письмо или, разорвав на сотни кусочков, развеяла по ветру, но сейчас что-то во мне изменилось. Почва больше не была для меня местом погребения, она стала местом зарождения!

Глядя на мужчину, я понимала, что в этот ритуал мы вкладываем диаметрально противоположные значения. Он хоронил кусочек себя, который не мог исцелить, а я — сажала в надежде взрастить что-то новое и прекрасное! Что из этого вырастет? Понятия не имею.

В какой-то момент мы оба замерли, глядя на только что зарытую ямку. Там что-то происходило, и мы оба это ощутили. Силовое поле возникло и исчезло в одно мгновение, обдав нас тёплой волной и растворяясь в пространстве.