Книга Девичник в космосе, страница 105 – Виктория Серебрянская

Это было дико и странно. С самого начала, когда я увидела на экране бейджик на родном языке, я не могла отделаться от ощущения, что сплю и вижу какой-то фантастический сон. Земля, по сравнению с остальными расами, относительно недавно вошла в Звездный Альянс планет. Тогда полеты в космосе между системами и созвездиями уже были нормой для всех. Но к тому времени флеш-накопители памяти, насколько я знаю, уже не использовались. Так что здесь налицо какая-то нестыковка. Надеюсь, что объяснение этому найдется в тетради. Ибо как добыть содержимое флешки, загадка. Уверена, нужного, давным-давно устаревшего и нигде уже не используемого оборудования на корабле Шрама нет.

Первую страничку тетради я переворачивала с таким благоговением, словно это была вековая реликвия моего народа. Пальцы дрожали так, что я только с третьего раза сумела подцепить обветшавший листок. А когда увидела мелкие и кругленькие, словно маковые зернышки, буквы родного алфавита, на глаза неожиданно навернулись слезы. И мне пришлось отодвинуться от стола, пережидая негаданный приступ сентиментальности. Чтобы даже крошечная капелька влаги не попала на драгоценную тетрадь. И только успокоившись и взяв себя в руки, я придвинулась назад и начала читать…

«…Некоторое время назад я совершил ужасную, жуткую, непоправимую ошибку. Но осознал это слишком поздно. Когда ничего уже поправить было нельзя. Я начинаю вести этот дневник в надежде, что когда-нибудь, кто-нибудь с Земли наткнется на него, пожалеет глупого неудачника и возьмет на себя труд сообщить моим родным и… моей любимой, что меня уже нет. Что я никогда не вернусь. И ждать меня бесполезно. Я не хотел ничего плохого. Но обо всем по порядку.

Я не знаю, сколько прошло с момента моего приезда на Всемирный съезд генетиков и с момента, когда я впервые увидел ее, Элен Адлер. Здесь все совсем другое. Чужое, непривычное, не такое, как на Земле. Совсем другой язык, который я с трудом понимаю и то благодаря электронной штучке, которую нужно вставлять в ухо. Совсем другое время и летоисчисление. И я не знаю, сколько времени я провел в анабиозе. Бог мой! Как нереально, фантастически это звучит — анабиоз! Еще совсем недавно, если бы кто-то мне начал рассказывать, что я вскорости на собственной шкуре узнаю, что такое анабиоз, что он существует на самом деле, реален, я бы посоветовал этому человеку посетить психиатра и не увлекаться фантастическими фильмами и книгами. Но теперь, пережив все это на самом деле, я только грустно усмехнусь и промолчу. Однако, я снова отвлекся.

Итак, я прибыл в качестве делегата от Московского Института Генетики и Биоинженерии на Всемирный съезд генетиков. Поначалу в составе делегации должен был быть мой друг, Алексей Кузнецов. Но за два дня до отбытия делегации он умудрился оступиться на лестнице и заработать сложный перелом ноги со смещением. Ни о какой поездке для него не могло быть и речи. И тогда Лешка походатайствовал перед начальством, чтобы в составе делегации его заменил я. Аргумент был один, но убойный: антимутаген разрабатывали мы вдвоем. Я человек непубличный. Мне проще в лабораториях, с пробирками и реактивами, чем с живыми. Мама иногда ворчит на меня, что будь моя воля на то, я бы на реторте или пробирке и женился бы. Но правда в том, что я с самого раннего детства был слишком застенчивым. И с возрастом это так и не прошло. Даже университет не научил меня легче и проще сходиться с незнакомцами. И тем удивительнее было то, что, едва столкнувшись в фойе гостиницы с Элен, я сумел не только извиниться за свою неуклюжесть на вполне сносном английском, но и, очарованный этой грациозной и непосредственной красавицей, смог пригласить ее поужинать вместе. Еще удивительнее было то, что, заглянув в мои глаза, девушка, не ломаясь, приняла приглашение.