Книга Доступ запрещен, страница 88 – Виктория Серебрянская

Я не была исключением. Мне тоже отчаянно хотелось, чтобы практика была действительно настоящей, чтобы был штурвал не как в тренажерах, а виртуальный. Ну и, чтоб я не только смотрела, как его сжимают чужие руки, а чтоб и самой ощутить каково это — бороздить ледяные просторы космоса. Но умом я понимала, что этому не бывать. Никто не доверит второкурснику, впервые пришедшему на практику, штурвал и жизни команды, я молчу про корабль.

Насмешливо прищурившись, я покосилась на Тарена:

— У кого ты узнавал? У старшекурсников? Неужели думаешь, что тебе сказали правду? С твоей-то репутацией?

Тарен надулся. Мы с ним хорошо работали в команде, слажено. Нас часто выручал мой дар. Когда не хватало времени на объяснения, я просто транслировала киллу то, что ощущала сама. А Тарен уже привык этому доверять.

Способность килла воспринимать то, что я передавала, обнаружилась совершенно случайно в конце первого курса. После того, как я ударила своего биологического отца эмоциями и отправила его в нокаут, Айминь начал учить меня передавать мыслеобразы, формируя их на эмоциональной волне. В спокойном состоянии у меня такое не получалось никогда. Но стоило кому-то вывести меня из равновесия, как я превращалась в своеобразный таран. Это было и хорошо, и плохо. Плохо в том, что вызвать такое состояние по собственному желанию у меня за полтора года так ни разу и не получилось. Также плохо было, что всегда существовал риск, что от моего дара пострадает кто-то на территории Академии. Те же киллы, что раз за разом испытывали мое терпение. Чтобы этого не случилось, я ежедневно по два часа медитировала, училась держать себя в руках, обретать душевное равновесие в любых условиях. Плюс от моего дара был один — еще одно, дополнительное к бластеру, невидимое врагам и опасное оружие. Айминь не сомневался, что если я пожелаю, то однажды смогу мысленно убить. Меня такая перспектива пугала.

Айминь. Тот проклятый бал в честь круглой даты родной Академии многое изменил. Альдебаранец, как и предупреждал, на все каникулы отлучался из Академии. А я, после своей выходки с нокаутированием эмоциями Вилларса-старшего, трое суток просидела в карцере. А потом до конца каникул в одиночестве драила сортиры по всей Академии. К счастью, многие видели, что произошло, хоть и мало что понимали. Но слух среди курсантов прошел все равно, и меня не задирали. Так что те каникулы, можно было считать, прошли спокойно: за однообразной, хоть и неприятной работой, и сладкими мечтами о возвращении альдебаранца. Вот только когда Айминь вернулся в Академию, его будто подменили.

Вернувшийся Айминь почти не улыбался и больше не шутил, не звал погулять с ним в академическом парке. От его прикосновений во время снятия и надевания «сбруи» для экспериментов с даром я млела и таяла. А Айминь смотрел с таким выражением, что мне было не по себе и весь романтический настрой моментально куда-то испарялся. Я всей кожей ощущала, что что-то между нами изменилось, но что именно — выяснить не получалось. Любую мою попытку поговорить по душам Айминь отсекал мгновенно и безжалостно. Пару раз напоровшись на очень неприятную отповедь, я оставила попытки разговорить альдебаранца. Созреет — расскажет сам. Видимо, проблема действительно серьезная, а принять мою помощь ему мешает менталитет его расы. После неудачных попыток поговорить по душам, я тщательно изучила все, что нашла по его расе в библиотеке, и теперь знала, что альдебаранцы — потомки колонистов-яоху и глубоко патриархальное общество. Следовательно, «мужчина лучше знает, что делать», и торопить его с разговором как минимум бесполезно. Только нарвешься на неприятности и потеряешь авторитет.