Книга Упрямая. (Не)пара для волка, страница 20 – Кира Райт

– Небо, что с Вами сделали…

Осторожно касаюсь его плеча, всего в ранах и синяках. Смотрю на окровавленное лицо, спутанные волосы, щетину. Он всегда мне казался большим и сильным, выше отца, шире в плечах. Но когда мы оказались в замкнутом помещении наедине, хоть я и выросла, он кажется мне ещё больше.

Хотя на самом деле выше всего на голову может, я сама очень высокая, часто говорили, что мне бы в модели… Да куда там. Но зато сейчас я могу смотреть ему в глаза почти прямо, совсем немного приподняв голову.

Моя детская мечта ожила. Хотя и не совсем так, как я предполагала.

Существо замирает и хмурится, явно не узнавая. Я вожу пальцем по жутким отметинам на его теле, не в силах не касаться. Пусть он набросится сейчас, сожрет или что он обычно делает с жертвами. Но я не могу не смотреть, не трогать, не искать в этом существе своего выдуманного друга. А ещё я же мечтала вот так водить ладошкой по его плечам… Пусть сама села в машину похитителям и пришла в лапы смерти, но если здесь Он – то я не жалею.

– Как же так…

Он перехватывает мою совсем узкую по сравнению с его рукой ладонь и подносит ко рту. Я бы сказала губам, но они раздвинуты так, что видно больше зубы. Как это вообще возможно? Как и чем можно сотворить такое с человеком? Он же не узнаёт…

И в тот же миг громкий рев оглушает. Существо отбрасывает меня к стене и начинает метаться по замкнутому пространству, ударяясь о стены, налетая на клетку.

Надсмотрщик предусмотрительно чуть отходит от двери ближе к выходу. Видимо, приказ приказом, а жить хочется. И мне тоже вдруг неожиданно сильно хочется жить. С ним. Пусть пока в этой клетке, в тюрьме, но ЖИТЬ. Чтобы можно было быть с ним рядом, касаться. А потом… Потом мы придумаем что-нибудь.

Когда рёв немного стихает, я убираю руки от ушей, не боясь, что перепонки лопнут. И прямо смотрю на… мужчину? Он вообще человек в таком состоянии?

В его глазах ярость. О, это мне знакомо. Не впервой. Нужно быть покладистой, не делать резких движений, не пытаться убежать или отодвинуться. Я плавно и очень осторожно поднимаюсь, опять делаю шаг к нему. Глубоко вдыхаю, медленно выдыхая, успокаиваясь. Нельзя нервировать уже нервного мужчину. Отец хорошо научил.

– Эмин, пожалуйста, – я тяну к нему руки, демонстрируя пустые ладони, – прошу Вас, успокойтесь.

Он поворачивает голову на бок и приближается с нечеловеческой грацией, плавностью, хоть и крушил сейчас всё как медведь.

– Они использовали Вас как машину для убийств, – я моих глазах слёзы. Слёзы обиды за него, за ту несправедливость, что пришлось ему пережить. Неужели все мои сны – не просто воспаленное воображение?

– Не знаю, как во всём этом замешан мой отец, но каждый, кто причастен к тому, что с Вами произошло – просто чудовище… Мне так жаль, Эмин.

Солёная капля с моей щеки падает на жестяной пол с глухим стуком, он провожает её взглядом. Потом возвращается к моему лицу.

– Неужели все эти годы Вы здесь вот так?

Он молчит и тяжело дышит. С костяшек стекает его собственная кровь, разбил, когда бесновался.

– Подождите секунду, – я медленно, не поворачиваясь спиной, подхожу к двери. Вижу, что Эмин наклоняется, становясь на четвереньки, будто для прыжка и снова тяну ему руку, успокаивая. – Нам с Вами нужна же вода, правда?

И дальше обращаюсь к похитителю или одному из них.