Книга Строптивая. (Не)пара для волка, страница 115 – Кира Райт

Только просить было странно. Я не привыкла. Несмотря на то, что старый альфа серых не хотел заботиться обо мне и иногда говорил что-то, что можно было бы считать упрёком, всегда делал всё, что нужно, без моих на то усилий. Например, у меня всегда была рядом медсестра и помощница-оборотница, которая легко могла поднять меня на руки.

А тут мне пришлось, внутренне смущаясь и краснея, просить его хоть немного обустроить дом так, чтобы я могла тут жить. И он вроде соглашался, но потом будто забывал напрочь и не замечал очевидного. Запросто ставил гель для душа или банку с чаем на верхние полки. Оставлял какие-то вещи прямо на дороге так, что я на них потом натыкалась и не могла объехать, пока не уберу (а попробуйте, будучи пристёгнутым к креслу, наклониться, чтобы что-то поднять с пола). Наверное, для любого, кто не был таким, как я, это просто мелочи.

Поначалу мне даже было интересно за этим наблюдать – никогда не сталкивалась с таким удивительным эгоцентризмом. А потом… А потом пришлось просить. Напоминать. Или переступая через свой характер, пытаться заглушить его гнев, который стал вырываться всё чаще.

О чёрт!

Сложилась пополам, обхватывая себя руками. Волчица сегодня просто будто бы задалась целью меня добить.

Просто представьте – утро выходного дня, в глаза начинают светить первые лучики тёплого солнышка и тут на тебя изнутри набрасывается с жутким рычанием психованная, огромная махина, так сильно желающая перегрызть тебе горло, что ты подскакиваешь и ещё долго пытаешься успокоить сердцебиение и собрать кровь, капающую из носа. Вот это блин доброе утро.

И если ко всему остальному тут ещё можно было привыкнуть, то к вот такому пробуждению или тому, как она вдруг начинает скалиться или пытается вырваться в самый неподходящий момент, когда я пересаживаюсь, например, провоцируя мои падения – вряд ли.

На самом деле способ угомонить её всё же имелся… Вот только у него был такой побочный эффект, что я старалась избегать его всеми силами. Потому что он был связан с Атамом. И как раз делал его сильнее, чему он так сильно радовался, и злее – из-за чего мне приходилось носиться с ним как с писанной торбой и спускать всё.

Нет. Вообще, это интересный опыт – быть тихой и стараться кого-то сдерживать. Мне не приходилось как-то особенно под кого-то подстраиваться. Со старым альфой у нас была взаимная и открытая неприязнь. С его сыновьями я общалась нормально, разумеется, из уважения некоторые свои мысли облекая всё же в более цензурную форму. А вот с Атамом в последние недели приходилось запихивать свою гордость и обиды далеко внутрь, примерно туда, где кажется вечно зудело у моей злющей на весь мир, но больше всего на меня, волчицы, и пытаться его уговорить лаской.

Ох, сколько бы я хотела сказать этому невыносимому, самовлюблённому, хоть и такому привлекательному индюку! Прям как бы влепила пощёчину за все эти его слова, которые всё чаще звучали в мой адрес! Но вместо этого, стараясь успокоить его самого и его зверя, я была настолько мягкой и приторно-понимающей, что саму от себя тошнит. Только понимая, что это единственный способ его угомонить, приходилось идти на уступки. Потому что меньше всего я хочу, чтобы он чувствовал хоть десятую долю той ненависти своего зверя, которую чувствую я от своего.