Книга На неведомых дорожках, страница 52 – Вероника Азара

На столе перед царевной расставлено не меньше десятка разных блюд, фрукты только на одном. Зато огромных «пирожков» не меряно. Такой один съешь — на неделю наелся, а царевна, причмокивая, чавкая и облизывая после каждого жирные пальцы, поглощала их один за другим.

Крутившиеся рядом женщины то подставляли Василисе Прекрасной тарелки, то утирали коралловый ротик, и приговаривали, приговаривали сладкими как патока голосами. Слушать тошно! И красавица она, и светик ясный, и… Короче от этого зрелища мое личико перекосило, словно лимон съела целиком без сахара.

Уже была готова отказаться от зрелища, и попросить показать что попроще, когда в комнату влетела девчонка.

— Государь просит пожаловать. Женихи прибыли!

Что тут началось! Царевна оттолкнула стол, с которого покатилась по сторонам разная снедь, женщины забегали, завопили, послышались команды… Не прошло и пяти минут, хоть время засекай, как в армии, царевна умыта, переодета, заново причесана, и уже направляется к двери.

Невольно засмеялась.

— Ты чего это?

— Отработано у них всё. Видать не первый раз так собираются, — сквозь смех выговорила я.

— Не впервой, права ты. Женихов многонько тут перебывало, да только никак не могут царевну замуж отдать.

— Ну, если хоть один жених увидит, сколько она жрёт, замуж она точно не выйдет. Такую легче убить, чем прокормить!

Еремеевна хихикнула и провела ладонью над яблочком.

Я заметила смену картинки на экране и прильнула к тарелочке.

Теперь нам показывали большой зал, кажется, подобные назывались палатами. На небольшом возвышении резной, местами расписной, местами позолоченный, трон. Рядом с возвышением три стула с высокими спинками — вероятно для царевен.

Показались три царевны.

— Вот она, моя горлинка, — ткнула пухлым пальцем хозяйка.

Василиса Премудрая на фоне сестёр смотрелась сереньким воробышком. Те яркие, дородные, наряжены как на парад, она — в скромном платьице, худенькая, неяркая.

Присмотрелась ко второй сестре. Эта мне понравилась больше. Поплотнее младшей, но далеко не дотягивала до старшей. И выглядела бы и вовсе красавицей, если бы не унылый вид. Казалось, вот-вот разрыдается.

— Это Несмеяна? — повернулась к Еремеевне.

— Она самая. Ох, скажу я тебе, чего только и кто только не делал! Ни разу за жизнь не засмеялась. Царь-батюшка приказал её к себе и не допускать. Как только где появляется — одни несчастья. В карету сядет — колесо отвалится, за стол сядет — обязательно сотрапезники подавятся, или вином захлебнутся. Прошлым годом захотела верхом ездить научиться, как заморские королевны. Батюшка и рад радёхонек, приказал коней перед ней провести, чтобы выбрала, так три коня охромели. Да из самых дорогих… Одни беды вокруг. Уж и в монастырь её возили, к схимнице одной. Так та сказала, что ежели царевна не засмеётся, так и будет вокруг себя горе-злосчастье разносить.

Раздался рев труб. Из расписанной диковинными цветами двери выступило четверо молодых людей европейской наружности. Рассматривая женихов, заметила, что один держится более уверенно, чем трое других. Да и одет несравнимо богаче. Яркие камни и золотое шитье на тёмном костюме где только можно. Остальные попроще, а один так и вообще — словно молью побитый.

За плечом вздохнула Еремеевна.

— Да, жених уж не тот пошел. А вот от кого же тот, тёмненький?