Книга Крестьянка в наказание, страница 4 – Вероника Азара

Понятно, мне ведь на жениха рассчитывать не приходится. Я вытянулась за последний год и стала ещё тоньше. Невнятного блёклого цвета волосы стали темнее, вились кольцами и постоянно выбивались из косы, делая её неряшливо лохматой. Впалые щёки, крошечные слабые ручки, тонкая гусиная шея и нос с горбинкой вообще считались чуть ли не неприличными в наших местах. Бабушка, пока жива была, всё удивлялась, откуда привалило такое несчастье, такая внешность.

Поэтому тратиться на меня особо никто не собирался. Приданое собирала, но чаще помогала вышивать для сестёр. Вышивка мне действительно удавалась. Вышивка, да кружева.

В нашей деревне никто лучше меня плести не мог. Даже батюшка признавал — мои плетения на торгах разбирают. Он иногда хвалил себя, что не пожалел денег на уроки у старой, уже тогда, Маниты, в незапамятные времена привезённой в нашу деревню младшим сыном коваля. Маниты уже года три нет, а мне в наследство досталась коклюшки да челноки и целая груда сколков, по ним плету и сейчас.

Именно кружева и вышивка примирили родителей с полной моей бесполезностью в хозяйстве. Тяжести носить у меня особо не получалось, вымешивать хлеба тоже силёнок не хватало. В поле работала наравне со всеми, но изрезанные пальцы не давали плести и вышивать, поэтому от полевых работ батюшка иногда освобождал. Весь толк и вся надежда в моей жизни была только на умение рукодельничать. Матушка, недовольная моей бесполезностью, так и говорила: "Замуж тебя никто не возьмёт. Кому нужна жена, коя хозяйство своими крошечными ручонками вести не сможет? Хоть на кусок хлеба себе заработаешь". Останусь в приживалах. Всего толку от меня — помогала, присматривала за младшим братишкой, готовила, возилась с огородом, да обшивала семью.

Грустная будущность сегодня меня не тревожила. Старшая сестра Рулана согласилась показать город. Когда я выскочила из нашей девичьей каморки и бросилась на двор, она перехватила, всунула в руку кусок хлеба, намазанный смальцем, и велела быстро есть, задерживаться из-за меня никто не будет.

Запихнув хлеб в рот, покивала и побежала к повозке.

Батюшка недовольно глянул в мою сторону, проворчал о ленивых, и продолжил укладывать узлы на повозку.

Уж так мне хотелось оправдаться — проспала не из-за лени, ночью закончила кружевную скатерть, но спорить с батюшкой себе дороже. Быстренько забралась на повозку, куда было указано, и затихарилась, крепко прижав к груди узел с рукоделием — матушка разрешила в этот день попробовать самой расторговаться.

Долгой дорогой меня разморило, несмотря на то, что Рулана, сидевшая рядом, постоянно насмехалась, рассказывая, как буду жить в её доме, при её детях и муже. Другого-то мне ничего не светит.

Даже насмешки не портили настроения. Вокруг медленно проплывали новые, незнакомые места. Мимо проезжали другие повозки, спешившие на торжище. Люди здоровались с батюшкой, старательно отводя глаза от нас с Руланой — неприлично разглядывать посторонних девиц, пока они не просватаны. А даже Рулана, хоть и имела виды на сына старосты, заветного браслетика пока не получила, о чём говорила её плотно повязанная платом голова. Только один всадник нагло принялся нас рассматривать и даже подмигнул Рулане, тотчас же задравшей гордо нос, хотя и улыбнулась постороннему мужчине.