Книга Обелиск, страница 21 – Полин Герц

Этим он поделился гораздо позже.

Уже спустя неделю он водил мисс Стоун по своим стеклянным владениям, знакомя с новыми коллегами, а еще через месяц с ужасом понял, что хочет видеть нахальное лицо не только на планерках, но и в своей постели. В основном, в постели. И потратил добрый год, мучительно проходя все круги ада от отрицания к принятию, а потом еще один – завоевывая, убеждая и умоляя.

В этом он ей так и не признался.

– Зато со мной не бывает скучно, – напоследок подмигнула она через плечо. Негодяйка. Разбила сердце, выкорчевала душу, еще и издевается.

А нечего было орать.

Остаток дня Элизабет отрешенно наблюдала, как по офису беспокойно сновали юристы, как с этажа на этаж носился злой и красный Уиллис, как у кулеров толпились корреспонденты, как по углам шушукались корректоры. Рассеянно вертя в руках карандаш, терпеливо отвечала на вопросы пришедших к обеду детективов из местного участка. Раз за разом. По кругу.

Обстоятельно. Спокойно. Равнодушно.

Отмечала краем глаза толпу пиарщиков, размахивающих руками за прозрачными стенками в дальнем конце коридора, а еще впервые ловила на себе сочувствующие взгляды. Раньше на нее так не смотрели. Осуждающе – постоянно, понимающе – реже. С сочувствием – никогда. Из стервы, разбившей сердце всеми любимому шефу, она превратилась в жертву. И неизвестно, что было хуже.

Ближе к вечеру из редакторского кабинета вылетел и сам виновник торжества: злобным вихрем пронесся мимо по коридору, зажав под мышкой крафтовую коробку с барахлом.

– Тебе это еще аукнется, тварь, – еле слышно прошипел он, поравнявшись с Элизабет, заранее вставшей у выхода чтобы попрощаться. Улыбнуться. Отсалютовать.

– Что-что, прости? – громко переспросила она, театрально приложив ладонь к уху. – Не расслышала.

Лицо Ройса меняло цвет быстрее, чем светофор за углом: гневно-красный, негодующее-желтый, злобно-зеленый. Такие ни один художник в свою палитру не взял бы ни за какие коврижки, но подонку они шли. Гад хотел процедить что-то еще, но крепкий полицейский, дышавший в спину, его пыл быстро поумерил. Да, Ройс, это тебе не слабая девушка на темной улице, так что вдохни поглубже и шагай уже.

Лишь когда сгорбленная спина скрылась за зеркальными дверьми лифта, она поняла, что еле стоит на трясущихся ногах. Она могла обмануть Чейза, Рейчел и даже внимательного Уиллиса, но себя не обманешь – было страшно. Видеть эти глаза, слышать этот голос, чувствовать несвежий запах изо рта у своего лица. Кошмар как, мать его, страшно.

Наконец, сумбурный и скверный день подошел к долгожданному концу. Хотелось вычеркнуть, выбросить, вырвать его, но к семи часам на ее столе появился букет цветов с сердечной запиской от владельца издания, между строк которой читалось «надеюсь, обойдемся без шума». Рядом удивленно вытаращил глазки-пуговки маленький плюшевый мишка от Чейза.

«Да, дружище, выбор утешительных подарков – не самая сильная твоя сторона», – думала она, выходя из редакторского аквариума в холодный февральский вечер, но набитое опилками недоразумение все же прихватила. Решила, что раз забыть не выйдет, будет стараться помнить не ужас слабости, а триумф силы. А любому триумфу нужен свой памятник, пусть и плюшевый.

Казалось, что этот день уже не способен удивить. Такие выдаются нечасто, но навсегда остаются в памяти, потому что под конец ты уже пуст, выпотрошен. И даже рухни сейчас НЛО с серыми человечками, на лице не отразится ни единой эмоции. Их просто нет – капитулировали из обессиленного разума, запрыгнули в легкие корабли и отправились в дальнее плаванье к теплым берегам.