Книга Отсутствие жизни, страница 20 – Анастасия Андрианова

Матушка Сенница ясно дала ему понять в прошлый раз, что больше не осталось попыток, которые можно потратить впустую. Либо ловишь тысяцкого в ближайшие пару месяцев, либо выметаешься окончательно – а то и хуже. Без вторых шансов. Хотя, это, по сути, и был самый настоящий второй шанс.

* * *

Она позвала его к себе через две недели после отчисления из отряда. Консьержка внизу, с неохотой выдавая ключи, процедила, что Матушка ждёт у себя. Смородник тогда удивился – но не настолько, чтобы показать своё удивление. И вместо того чтобы подняться к себе, вышел обратно на улицу и свернул за угол – в крыло глав отрядов и их предводительницы.

Он бывал у Сенницы считаное количество раз, но чем старше становился, тем больше слетал флёр, окружавший её обитель в его голове. В детстве, едва он сюда прибыл, жилище Матушки виделось волшебным – золотистым, присыпанным пыльцой фей. Местом, где его называли сыном и гладили по голове. В подростковом возрасте всё чаще стало казаться, что ласковые речи и прикосновения – не больше чем дрессировка. Чтобы собака слушалась, её надо гладить и угощать. Называть хорошим мальчиком, но держать на коротком поводке. И с каждым последующим годом это впечатление лишь усиливалось – а может, это душа Смородника черствела, не способная принимать и отдавать тепло.

Тогда он переступил через порог, и в нос ударили удушающие запахи – ладан, карамель, ромашка, что-то вроде забродивших сладких фруктов. И с виду в её покоях всё было такое же, как и на запах: мягкое, душное, охристо-рыжее. Ковры с узорами, хрустальные светильники, парчовые подушки и тяжёлые шторы с бахромой по краям. Сама Сенница не изменяла себе: ухоженные седые волосы свободной волной прикрывали спину, на лице – очки в дорогой брендовой оправе – тысяч за тридцать удельцев; губы безупречно накрашены сливовой помадой, на ногах – шёлковые туфли на низком каблуке, с этнической вышивкой, поверх атласного песочного комбинезона она набросила парчовый халат, украшенный орнаментом. Полы халата свободно свешивались по бокам, как крылья огромной бабочки, и при каждом движении от Сенницы пахло терпким и сладким, ещё душнее, чем от зажжённых благовоний.

Смородник вошёл и остался стоять на ковре, чувствуя себя как никогда неуместным: пропахший дымом и бензином, в тяжёлых ботинках и грубой кожаной куртке. Надо было хотя бы расчесаться и надеть что-то другое… вроде бы у него была рубашка. Чёрная, но хоть такая. Всё лучше, чем футболка с непристойной надписью и скелетом руки, показывающей средней палец.

– Садись, мой мальчик, – прошелестела Сенница.

От её вкрадчивого голоса, от неизменно ласкового тона и мягких движений в душе что-то шевелилось – как сухая листва, подгоняемая ветром.

«Мой мальчик» – она называла так всех и всегда, но Смороднику на короткий миг верилось, что это предназначено только ему.

Он знал, что ничего хорошего его не ждёт. Пожизненное изгнание, за которым последует лишение всех привилегий: и жилья, и служебного мотоцикла. Ну хорошо хоть машину купил. В ней и спать можно. А на бензин и еду сам как-нибудь заработает. Если Сенница не решит сделать выбор в пользу чародейской казни, которая была справедливым наказанием за его провинность.

В груди противно царапалось что-то похожее на страх, смешанный с разочарованием.