Книга Уездный город С***, страница 124 – Дарья Кузнецова

Отповедь вещевички Титов слушал с улыбкой. И смешно было, что эта рассеянная девица ему выговаривает за упрямство, и неловко, потому что говорила Брамс дело, и как бы ни хотелось поручику обратного, а поберечься и впрямь следовало, ведь не просто так его из кавалерии турнули. А еще от искреннего негодования и волнения Аэлиты, оттого, что вообще обратила внимание при всей её рассеянности и ненаблюдательности, делалось очень тепло и сладко на сердце.

— Дурак, наверное, — легко согласился Натан, пожав плечами. — Значит, едемте в Департамент, всё одно вы за рулём. Не пойду же я до завода пешком.

От такого ответа Брамс совершенно опешила и на мгновение обмерла — она-то всю дорогу подбирала слова, настраивалась на долгий спор, а поручик взял и послушался! Пару мгновений Аэлита ещё растерянно хлопала глазами, ожидая, что мужчина передумает, но тот продолжал разглядывать её с тёплой, ласковой улыбкой и не спешил заявлять, что пошутил. Несколько смутившись под таким взглядом, вещевичка молча кивнула и принялась заводить «Буцефала».

Титов же, уже привычно устраиваясь позади девушки на жёстком сидении, вынужден был признать одно несомненное достоинство железного коня перед живым: в седле бы поручик сейчас точно не удержался, а тут вроде и ничего…

— Случилось что-то ещё? — растерянно спросил у Элеоноры Титов, когда они с вещевичкой после обеда заглянули в двадцать третью комнату. Кроме делопроизводительницы, присутствовал один только Бабушкин, раскладывающий за столом большой пасьянс.

— Разное, — лениво отозвалась женщина, глянув на поручика поверх газеты, которую со скучающим видом изучала. — На Соловьиной поножовщина, по всему видать, на бытовой почве, туда Валентинов поехал, он такое любит…

— Такое — это поножовщину? — озадачился поручик.

— Такое — это когда дело большое, шумное и делать ничего не надо, — снисходительно пояснила Михельсон. — Федорин с Никитиным карманника ловят. По всему видать, щипач залётный — за два дня восемнадцать случаев, здешние так не наглеют. И я так думаю, поймают, у Васьки на них нюх, — веско проговорила Элеонора. — Адам с ними, опыт перенимает. Ну а у Шерочки с Машерочкой разбой у порта, им нынче очень на беготню везёт. Что там на Русалочьем? Третья?

— Третья, — тяжело кивнул Титов, опускаясь в кресло. — Опять та же картина — и венок еловый, и свечка, и плотик, и даже верёвка тем же узлом на запястьях завязана. По всему выходит, маньяк у нас завёлся. И больше прочего тяготит непонимание его цели. Он ведь явно вкладывает в такие «похороны» некий смысл, и я теряюсь в догадках какой?

— А остальное, можно подумать, тебе кристально ясно? — заинтересованно фыркнула Элеонора, отложив газету.

— Нет, отчего же? Вопросов куда больше, чем ответов. Но этот кажется мне принципиальным в том смысле, что цель убийств определяет их количество. Сколько еще нам жертв ждать? Или он всё же успокоится тремя?

— В девяносто первом году, — вдруг задумчиво подал голос Бабушкин, — был у нас в городе забавный случай…

Проговорил и умолк. Титов подождал несколько секунд и собрался уточнить, но его внимание взмахом руки привлекла Элеонора и выразительно приложила палец к губам, веля терпеть. Поручик растерянно послушался, а старик ещё с десяток секунд помолчал, потом вновь заговорил.