Книга Запрещенный ритуал, страница 100 – Дина Зарубина

– Сколько стоит дом в том районе? – Спросила прямо.

Нотариус чуть прикрыл глаза, затем посмотрел в потолок и подумав, ответил:

– Дом такой площади, с участком, с обстановкой, стоит примерно от двух с половиной тысяч солидов до трех двести. Возможно, до трех пятьсот.

– Вот! – я воздела палец к небу. – Что и требовалось доказать! Не может такой дом стоить такую смешную сумму!

– Так ведь есть обременение! – воскликнул нотариус.

– Да, кстати, о нем. Я вся внимание! Сразу говорю, наследники, тяжбы и суды меня совсем не привлекают! – сложила руки на груди и задрала подбородок. – Спасение мира и поиски редких артефактов тоже мимо.

Уже спасла мир, хватит, наверное? Хочу спокойной, тихой жизни.

– Увы! Только после подписания договора! – развел руками нотариус. В его глазах мелькнул злорадный огонек.

– Уважаемый… Лунтрель! Это обременение столь тяжкое, что никто за полгода не захотел завладеть таким привлекательным домиком?

Нотариус стыдливо отвел глаза в угол. Я нервно расхохоталась.

– Я не буду брать кота в мешке!

Нотариус вдруг вытаращил глаза и отвесил челюсть.

– Госпожа, – просипел он, судорожно дергая галстук. – Откуда вы знаете?

– Знаю что? – решительно встала. Все. Больше в этом балагане не участвую!

– О коте… то есть, кошечке. Кто вам сказал?! – возопил он. – Это же конфиденциальная информация! Кто?!

Я посмотрела на бумажку в руке и на вывеску скучного серого здания.

«Казенный сиротский приют под управлением его милости барона Тронхейма». И помельче: «Для малолетних правонарушителей». Ехать до поселка пришлось почти три часа, однако радовало, что через Курепсу до портового Милограса дилижанс шел через поселок Тронхейм. Встречный – через три часа, так что я рассчитывала закончить все дела и вернуться домой засветло.

Покойный артефактор лишил наследства всех своих родных за душевную черствость и бесталанность, так и написал в завещании. Буквально за полгода до смерти к нему прибилась сирота, бродяжка. Вот к ней артефактор прикипел душой, заботился, одел, обул. Беспокоился о ее судьбе. А дом и все средства завещал тому, кто станет опекуном сироты. Причем сироте доставалось последнее слово – если она не желала иметь с человеком дела, заставить ее не могли. Ни эрл, ни претор, ни бургомистр, ни патриарх. Так и было написано в завещании. Артефактор объяснил это тем, что девочка-оборотница отлично разбиралась в людях и плохого человека к себе не подпустила бы.

Разумеется, попытки заполучить домик были! Не одна и даже не пять. И местные, и окрестные, и даже из столицы приезжали какие-то родственники с жадными глазами. Задабривали сироту сладкими посулами, игрушками и пряниками. Люси фыркала и отворачивалась. К тому же, менять профиль лавки на ближайшие пять лет завещатель запретил. Дом должен получить только артефактор.

С артфакторами было намного хуже, чем с желающими ограбить сироту, те появлялись с завидной регулярностью, уверяли в своем чадолюбии и полном бескорыстии. Но их не пускал внутрь дом.

Сначала сбегалось полгорода посмотреть на очередного желающего, как он будет ругаться, тщетно биться в двери, пытаться их взломать, пролезть через окно или зайти с черного хода. Потом всем надоело, нотариус и чиновники магистрата пожали плечами и развели руками.

Поскольку ребенок не мог жить один, девочку определили в приют, благо отдельную сумму артефактор отложил на образование. Сначала в приют благородных девочек в Милограсе. Там оборотница не пришлась к двору. За полгода она сменила четыре приюта.