Книга Королева с опытом работы, страница 147 – Дина Зарубина

– Да, ей плохо, – согласилась я.

А мне разве хорошо? Отвратительно! Снова переживать разочарование в мужчине, к котрому питала нежные чувства. Еще радовалась, что Жером не похож на своего отца. Пословицы народные не врут, яблочки от яблоньки далеко не катятся. Я поспешно отвернулась, краем глаза заметив, что Фернан опустился на колени перед Жеромом и заглотил его плоть.

– К утру, как угомонятся, всех отпустить, – распорядилась я. – Застесняются выходить – голыми выкинуть наружу.

– Как прикажет Ваше величество, – ответил хмурый Ринальдо.

Я осмотрела павильон. А, вот на столике сундучок лэрда Венделина с образцами. Для злобно-магического ритуала. Граф Штернблум тогда очень досадовал, что не успел войти в павильон за этой штукой. Двери магически запечатываются, если никого не остается внутри. Раз сундучок такой ценный, прихвачу с собой, решила я. Все равно больше тут нет ничего особенного, накопители я стащила еще в прошлый раз. Хоть и совершенно не знаю, что с ними делать. Если теперь и ввалится сюда куча постороннего народа – а теперь пол-дворца будет знать, как открыть павильон, то ничего стоящего внимания уже не обнаружат.

А захотят опробовать все приспособления – так на здоровье, это не возбраняется, пусть будет королевским подарком для всех озабоченных извращенцев столицы! Аристократы будут в восторге. Еще записываться начнут на посещение. Я представила очередь разодетых аристократов, стоящих в длинной извивающейся колонне и гневные вопли: «Я занимал» и «Вас тут не стояло!». Хихикнула. Я войду в историю под прозвищем Вероника-Распутница. Или Вероника Похотливая? Нет, так мне тоже не нравится. Благодетельница? Искусительница? В свете разгорающегоя утра, размышляя над фразеологией, я дошла до своих покоев.

В моей постели спал Ромео, умилительно свернувшись калачиком и положив ладошки под щеку.

Ага, целитель убрал все отметины на коже. Варвары, портить такую красоту, как рука поднялась вообще?

– Какой ты красивый, – я вздохнула, легонько провела пальцем по его щеке, пристраиваясь рядом. Так накатили переживания, что я беззвучно заплакала, не в силах держать в себе напряжение.

Ромео завозился и открыл глаза. Нереально голубые и прозрачные. Испуганно моргнул. И тут же меня крепко обнял. Он был такой теплый, мягкий, что я разревелась еще пуще, уже в голос. Я была очень благодарна Ромео, что он ничего не говорил, просто дал платок и тихо баюкал в кольце рук, пока я не успокоилась.

– Я наказала… их, ик! – всхлипнула я напоследок.

– Вероника, ты знаешь, что ты невероятная? – Ромео аккуратно поцеловал меня. – Отважная, смелая, отчаянная. Живая, настоящая. Безрассудная, – на каждое слово следовал поцелуй. – Красивая, – выдохнул он, наконец.

Я застенчиво уткнулась в него носом. Как он пахнет, с ума сойти! Чем-то сладко-цветочным, так и хочется прокусить кожу, чтоб аромат стал ярче. Ромео положил подбородок на мою макушку и стал бережно гладить мои волосы.

Фрейлина, утром зашедшая в спальню, взвизгнула и метнулась назад, наступив на юбки себе и шедшей следом горничной, обе с криками упали, повалив круглый столик на одной ножке, с которого слетел серебряный кувшин и набор стаканчиков. От звона, криков и грохота я проснулась. Моя голова лежала на голой груди Ромео, руками я обнимала его за талию, а ногу закинула на бедро. Ну, почти на бедро. Откуда столько криков? А, я забыла ночную сорочку надеть? Так она вся в слезах и соплях вымокла, я ее сняла и на пол бросила. Подумаешь!