Книга Ночь Аиды, страница 88 – Снежана Масалыкина

С помощью ритуального ножа лишали магии, отрезая соединительные нити от источника. Это самое страшно наказание, известное номады. Лучше смерть, чем жизнь без силы. Солар долго не выдерживал и застывал обсидиановой слезой внутри человека, превращая того в равнодушную куклу. Лишь однажды наблюдал Фелино такого рода казнь и до сих пор с ужасом вспоминал скорую смерть соплеменника после заслуженной кары. Без источника люди теряли смысл жизни и сгорали за считанные месяцы.

«Кара… Меня тоже ждет лишение и смерть…» – в солнечном сплетение кольнула раскаленная игла, но шёпот матери утешил юношу, мысли о предательстве отступили, убаюканные иллюзиями.

Равнодушно шагая к цели, Фелино не обратил внимание на странную тишину в монастырском дворе. И даже на отдалённый монотонный звук, доносящийся со стороны внутреннего дворика.

Монахи оставили свои дела и собрались в малый круг Но-Ха, приветствуя сумерки, предваряющие Ночь полной Радуги. Совсем скоро зазвучит диджериду, гулко забьют барабаны, запоют коши музыкой ветра, воды и воздуха. Вспыхнет огонь в огромной чаше, разгоняя мрак наступающей ночи. А пока служители тянули на одной частоте один-единственный звук, сидя в позе лотоса вокруг круглого бассейна-алтаря, на дне которого в ожидании обряда лежали дудочка и тяжелый радужный пояс – символы власти рода Арракис.

Но всего этого Фелино не знал и не видел, медленно поднимаясь по ступенькам в комнату брата, уцелевшую после драки с не-богом демоном Вритру. Остановившись возле открытой двери, юноша прислушался. Тишина напрягала. Унылый звук с улицы, пробившийся в помещение в приоткрытое окно, заставил поёжиться от нехорошего предчувствия.

Но голос матери, ни на минуту не прекращающий свои ласковые речи, гипнотизировал, не позволяя думать ни о чём другом, кроме поставленной задачи. Обнаружив походный мешок Зерга, Фелино достал из потайного кармана нож, прицепил ножны к поясу и покинул келью.

Никто не встретился ему в коридорах монастыря, никто не остановил. Монастырь замер настороженным зверем, ожидая начала радужной ночи. Монахи пели заунывные песни, входя в транс. Раненых воинов благополучно переправили в охотничьи угодья Гримиума. Коб-Ор был мёртв. Иномирянки и Северный Дикий исчезли За-Гранью. Райн бился с богиней. Некому было заметить заторможенные движения кота и отсутствующий взгляд, остановить и поинтересоваться, что происходит.

Во дворе Фелино оглянулся по сторонам, прошептал слова входа и исчез в портале, чтобы через мгновенье оказаться возле водопада Мироздания. В оазисе Но-Ха стояла почти ощутимая тишина, словно мир замер, ожидая бури. Даже птицы не пели, и ветер, всегда свободно гуляющий среди гор, стих, боясь нарушить хрупкое незримое равновесие Граней, балансирующих над бездной.

Юноша замер перед водопадом, разглядывая чашу, искрящуюся юркими радугами. Нестерпимо захотелось пить, но строгий голос матери одернул и погнал кота прочь, запрещая даже прикасаться к воде. По едва заметной тропинке Фелино двинулся в сторону пещеры, где остывали останки Верховного Жреца и мёртвым сном спала райна Эдассих.

«Сердце. Сердце. Сердце», – вновь застучали в висках молоточки, набирая силу, нервируя и раздражая. Кот старался отвлечься, разглядывая местность, но голос внутри торопил его, вынуждая ускорять шаг. Идти быстрее не получалось: высокая и густая трава цеплялась за сапоги, опутывала икры и щиколотки, норовила сбить с ног. Фелино злился, продираясь сквозь заросли, но упрямо шагал вперед.