Онлайн книга «Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига»
|
Очень рядом. И без рубашки. — Джа… — Тихо, ведьма. Иди сюда, пока не передумал. Великие боги… Как же он целуется… У меня голова кружится… Где-то далеко негромко стукнула дверь, зазвенел цепью пёс, но всё это было неважно, потому что Джастер такой горячий и… — Эй, трубадур, спишь што ле? — раздался внизу негромкий голос хозяина дома. Шут освободил руку из-под моей головы и глянул вниз, пока я давила в себе неожиданную злость на так не вовремя вмешавшегося Томила. Ну что ему стоило прийти попозже? А ещё лучше — утром?! — Не сплю. — Подь сюды, потолковать треба. Я встревожено посмотрела на Джастера, но он только приложил палец к своим губам, потом к моим, спокойно натянул рубаху и соскользнул вниз. Вздохнув, я поправила платье, ещё ощущая прикосновение на губах. Вот как так у него получилось? И поцелуй, и обещание, и просьба о молчании… — Чего звал-то? Я уж задрёмывать хотел. — А зазноба твоя спит? — Спит. И я хочу, уж не обессудь. — Ты погодь, трубадур. Послухай, чево скажу, а потом уж сам думай. — Говори. — Ты обмолвился, что в Чомрок идёшь. — Собираюсь, а что? — Не ходи туда, трубадур. Прямой дорогой не ходи и кривой остерегись. Худо там. Ужо не знаю, где правда, где нет, но слыхал я, лютуют в той стороне разбойники дикие. Всё мое расслабленное настроение вместе с досадой как рукой сняло. Разбо… Ну конечно! И стражник в Кронтуше говорил, что на юге разбойники распоясались! И… и господин Эрдорик тоже говорил про банду, которая… — Дикие, говоришь? — спокойно переспросил Шут. — А в чём дикие? — Молва дошла, — Томил понизил голос и мне приходилось прислушиваться, — не простые то разбойники, а нелюди самые что ни исть! Нечисть и нежить, так-то! Слыхал я, ужо три деревни они пожгли, никого не оставили… В ужасе я зажала рот ладонями, чтобы не выдать себя. Три деревни… и никого в живых… Великие боги… Выходит… выходит это та самая банда, которая… — Так уж прям и никого? А кто ж тогда молву пустил? — усомнился Джастер. — Э-э, не веришь ты мне, трубадур, а напрасно, — обиделся крестьянин. — Себя не жалко, девку свою пожалей! У старосты нашего в Тирешках жонина родня была — ни души не осталось… Жона евона как услыхала весть таку — так умом и тронулась… С моста в реку сиганула, и достать не успели, утопла… — Так ты потому весь вечер сам не свой? — Добрый ты, трубадур. И девка у тя добрая. — Снова вздохнул Томил. — А токма супротив нечисти доброта ваша — тьфу! Пропадёте за ломаный медяк… Жону я вестями такими пужать не хотел, она токма оправилась, дочке душа радуется. А как подумаю, что ж за изуверы по лесам бродют… Эх! Страшно мне, трубадур! Только счастье изведал, а эвон беда кака рядом ходит… — Рано ты собрался нас хоронить и сам помирать! — Джастер похлопал Томила по плечу. — Далёко Тирешки отсель? — Пёхом почитай, седьмица. А верхом за три дни доскачешь. За рекой они были… — А молва когда пришла? Хозяин дома помолчал, видимо считая дни. — Аккурат мы с городу вернулись, за день и пришла. Выходит, новости о разбойниках всего дня три? Или четыре? Мне стало настолько не по себе, что я не сразу поняла, что судорожно сжимаю в кулаке коготь ожерелья. Холодный. Как обычно. Ничего страшного, Янига, успокойся… — И что ж никто этих разбойников не ловит? Ответом был тяжёлый вздох. И без слов ясно: ловят или нет, а банда эта страшная. |