Книга Второй шанс. Книга четвертая, страница 30 – Елена Звездная

Через мгновение из палатки выпорхнули бабочки, а следом смущенные, глупо хихикающие, восторженно-романтичные феи…

Мрачные студенты остальных факультетов остались сидеть, давя на корню все свое стремительно растущее любопытство.

— Мадемуазель Асьен, а вы не желаете объясниться? — поинтересовался Жостен.

— Нет, — я прошла к столу Каенара, извлекала полностью закрывающую мое лицо маску и завязывая тесемки, с тоской сообщила: — Мне еще перед его императорским высочеством предстоит объясняться, так что, пожалуй, поберегу силы.

* * *

Взбешенный Каенар явился, едва правитель Дирхама соизволил нас покинуть.

Выставив всех студентов, прошел к своему столу, который я бессовестно заняла, дернув за тесемки, снял с меня маску, отшвырнул ее, не глядя, и, перегнувшись через столешницу, прошипел:

— И что это было⁈

Разъяренный, с трудом сдерживающийся… восхитительный.

Я смотрела на его красивое лицо, приближенное к моему, в темные затягивающие словно омут глаза, сжатые побелевшие от гнева губы и чувствовала как все быстрее бьется сердце.

— Асьен!

Мне должно было бы стать страшно, но не становилось… Ни на мгновение не становилось.

И чуть приподнявшись, я потянулась к его губам, прижалась, поцеловала и, вернувшись на стол, беззаботно ответила:

— Это был поцелуй. Мой господин, вам не понравилось?

И улыбка никак не желала покидать меня.

— Ты… — выдохнул Каенар, и стремительно обойдя стол, наклонился и прошептал у самого моего уха: — Ты правда надеешься, что мне хватит одного поцелуя?

Он резко подхватил меня, усадил на стол, ударом отшвырнул стул, и, встав между моих ног, нежно обнял лицо ладонями и склонился к моим губам.

— Два поцелуя? — прошептала, не в силах перестать улыбаться.

— А я смотрю, ректор Нуэнта не постеснялся и научил тебя торговаться¸ — язвительно заметил он.

— Три? — да, я вошла во вкус.

— Начинай уже, — прошептал Каенар, — потому что если начну я, одними поцелуями дело не ограничится.

Его губы отдавали терпким ароматом крепкого черного чая, волосы на затылке немного отрасли, и пальцы путались в темных прядях, под тонкой рубашкой на плечах ощущалось, как перекатываются твердые мышцы, и все это сводило с ума, сжигая напрочь все мысли, все сомнения, всю осторожность и…

И внезапное понимание того, что я целую его, напряженного, почти окаменевшего, упирающегося напряженными руками в стол по обе стороны от меня, и едва ли способного сдерживаться и далее…

Хриплый стон, от которого внизу живота становится жарко, рык — и мое сердце бьется еще быстрее, почти оглушая биением, шумный вдох того, кто почти не дышал и я понимаю, что каждый миг этого безумия он бережет с той же одержимостью, что испытывают на краю пропасти обреченные на гибель.

— Не останавливайся, — полу-рык полу-стон.

— Но вам же… тяжело, — я вспомнила о ночном стоянии под струями ледяной воды, в попытке справиться с влиянием свечей из амбры. — И, вероятно, даже больно.

— Да плевать, — он наклонился сильнее, уничтожая расстояние, на которое я отодвинулась и прошептал, касаясь моих губ: — Я на грани, да, но не останавливайся.

Я осторожно поцеловала. Его губы казались жесткими, твердыми, под ладонями, вновь скользнувшими на его плечи, мышцы ощущались будто выкованными из стали, а от взгляда моего Ангела Смерти казалось растекалась всепоглощающая тьма. Какая-то неожиданно теплая, уютная тьма, в которую хотелось закутаться как в шаль, скрываясь ото всех волнений и тревог.