Книга Три комнаты под березой, страница 22 – Ирина Седова

— Он разве в курсе наших дел? — нахмурился Руслан.

— Более чем, — отвечал Станислав Львович. — Правда, я никогда не слышал, чтобы мавки могли покидать лес и иметь мужскую ипостась.

Он произнес это почти наугад, то есть насчет мавок, но попал в точку.

— Моя береза выросла на могиле моего отца от корней моей матери. Дыхание мое от нее, а тело — плоть от плоти и кость от кости того, кто там покоится, — отвечал Руслан.

— Заканчивайте с мистикой, фото я уже распечатала, — снова вмешалась Сильвия, и снова в голосе ее прозвучало нескрываемое недовольство. — Давайте встанем в круг и возьмемся за руки. Мы все должны думать о девушке, которую ищем, а не о могилах и костях.

Они действительно образовали круг в центре комнаты: Станислав Львович напротив Олеси, а представители молодого поколения между ними. Он попытался сосредоточиться, но вместо этого опять перенесся в то далекое лето, когда он был молод и полон иллюзий о себе и окружающем мире. Руслан, за чью руку он держался, пробудил в нем то, о чем он старался не думать, настолько оно было страшно. Нет, не то — настолько оно было жутко.

После той достопамятной ночи, когда Стас видел танцы лесных русалок во главе с Олесей, его долго тянуло еще раз пережить то чувство единения с природой, то ошеломительное состояние полета над пространством, которое он тогда испытал. Однако хотя он несколько раз заглядывал в хижину у подножия холма, даже поднимался к роднику и пил из него воду, но в рощу даже не пытался заходить, словно что-то его от этого удерживало.

А потом настало время экзаменов в ВУЗы. Стас уехал в Москву, Олеся тоже отправилась в избранный ей медицинский, но куда-то в глубинку, и их пути разошлись, как Стасу казалось, навсегда. Он поступил без особого труда — на платное отделение биофака, с правом свободного трудоустройства после окончания. Время, остававшееся до 1 сентября, он мог бы провести в городской квартире, на свободе, но вместо этого его понесло в то село в дебрях лесного приграничья, где находились его родители, готовые ради того, чтобы не повредить своему сыну, не покидать эту деревеньку даже под страхом собственной смерти.

Впрочем, такой крайности от них никто не требовал — просто они были заняты по самые уши сначала поиском подходящего места для базы отдыха, а потом его расчисткой и возведением первых павильонов — для рабочих. Надо сказать, что после рассказов тети Клавдии, хозяйки дома, о том, что лесные духи даровали Стасу позволение пить воду из родника и свободно ходить по окрестностям не боясь зверья, и что даже комары со слепнями его теперь не кусают, местные жители их будущему бизнесу уже не мешали.

Мало того, они и место показали самое удачное для базы, и наперебой предлагали свои услуги по обустройству территории. И Стаса больше никто не задевал на гулянках или танцах — он был вне конкурса. Только девчонки его избегали: слух о том, что он жених Леськи-ведьмачки действовал неотразимо. Стас сам его распустил и сам в него поверил, потому что по Олесе он скучал отчаянно. Он не мог ее забыть почти ни на миг. Она снилась ему, и манила, манила. Он вновь видел ее танец — опять же во сне, и желание увидеть его наяву почти сжигало его.

Стас начал снова бродить по окрестностям, он исходил все лесные тропинки вокруг холма, где стояла роща, и наконец-таки решился переступить ее кромку. Его несколько поразило, что папоротник в центре, где танцевали русалки, не был примят, и только то место возле каменного алтаря, где ступали его и Олесины ноги, было утоптано, да пенек, где тогда сидел странный лесной дед, высился над травой. Пень был широкий, и очень старый, но на вид крепкий.