Книга Посадочные огни, страница 33 – Анна Яковлева

Далее прогремел взрыв. Стекла вынесло вместе с рамой, Рудобельского отбросило и придавило. Если бы не сложенные козырьком руки в перчатках, он бы вообще остался без глаз.

И все из-за этой рыжей вешалки. Конца нет этому наваждению. Адам застонал.

Маргарита вернула упрямую голову подполковника на место, но ладони не убрала. Так и ехала, придерживая затылок Рудобельского.

…Скорая подъехала к отделению травмы, Адама выгрузили на каталку и покатили по переходу. Маргарита едва успевала за санитарами, больше похожими на могильщиков.

– Что случилось? – Дежурный хирург-травматолог – атлет с большими красивыми руками, осматривал ссадины, порезы и синяки на лице Адама.

Адам опять попытался сесть, но хирург пресек попытку:

– Тихо, тихо, лежите. – В ожидании ответа док посветил лучом, обследуя глазное дно пациента.

Маргарита хранила молчание.

– Так что случилось?

Травматолог обернулся и посмотрел на Галкину. Маргарите захотелось умереть под этим строгим взглядом. За кого он ее принял? За бомжиху? А на кого она похожа? В этой курточке, с разводами сажи на лице, с убитыми работой руками? Да еще в маминых сапогах? А запах? Вот ужас!

– На него оконная рама упала, – разлепила губы Галкина. – Можно я руки вымою?

– Пожалуйста. – Док кивнул в направлении мойки. – Он что, строитель?

– Почему? – не поняла логики Маргарита. – Нет. Он моряк. Офицер Военно-морского флота.

– Офицеру ВМФ падает на голову оконная рама, – с философским видом уточнил док. – Занятно. А откуда этот синяк под глазом?

– Наверное, рамой получил, – предположила Галкина, намыливая руки.

– Синяк застарелый, а рама упала сегодня.

– Понятия не имею.

– О чем? О синяке или о раме?

– Я вообще-то…

Дежурный врач, как дирижер, поднял чуткую ладонь:

– Минуту. Саня, – он выглянув за дверь и сунул санитару направление, – вези этого на рентген, а потом в процедурную на перевязку.

Рудобельского увезли, травматолог устроился за столом и принялся что-то писать.

Прижавшись спиной к стене, Маргарита закрыла глаза и слушала, как шуршит ручка по бумаге, как шелестят листы под рукой дока. Травматолог вроде бы забыл о Галкиной, и Маргарита боролась с желанием незаметно смыться.

– Что ж мужа не бережете?

Маргарита открыла глаза и огляделась. Как ни странно, вопрос был адресован ей.

– Фамилия, имя, отчество? – продолжал врач.

– Маргарита Михайловна Галкина.

– Да не ваши, мужа! – Лицо доктора приобрело тоскливое выражение: за дежурство такого наслушаешься – оторопь берет. Откуда они только берутся на его голову?

Маргарита собрала лоб морщинками:

– Рудобельский. Адам Францевич.

– Год рождения?

Да он просто издевается, этот доктор. Она порылась в памяти:

– Семьдесят второй. 17 июля. Доктор, а что с ним?

– Сотрясение. Вы бы на него еще бетонную плиту уронили… Страховка при вас?

Галкина разозлилась:

– Мы на даче были, а страховка дома. Или надо было сначала за страховкой, а потом к вам?

Доктор не обиделся, кажется, допускал такой ответ:

– Завтра привезете.

– А надолго его?

– На недельку, а там видно будет. Повезло вам, что он очнулся быстро. Пока посидите в коридоре, подождите, вещи заберете домой.

«Здорово, – поздравила себя Галкина, – теперь отречься от дорогого супруга будет трудно».

Подтвердилось сотрясение, рентген показал осколки битого стекла в кистях рук, но нервы не пострадали, сухожилия повреждены не были.

– Отделался, можно сказать, легким испугом.

Хирург сделал назначение и сбыл Адама медсестре – неприятной личности с равнодушным взглядом.

– Чего стоите? Переодевайте мужа, – велела медсестра, сунув Маргарите бывшую некогда темно-синей пижаму.

Искушение унижением стало приносить Галкиной мазохистское удовольствие. «Еще немного – и жить не смогу без тычков и затрещин», – порадовалась за себя Маргарита.

– Я сам, – подал голос Адам.

Маргарита прикрыла моряку рот ладонью:

– Тебе нельзя разговаривать.

Прикосновение смутило Маргариту: губы у Адама оказались сухими и горячими. Пальцы обожгло.

Со смешанным чувством неловкости и тайной радости Марго отняла ладонь, посмотрела в глаза Адаму.

– Спасибо, – прошептал он спекшимися губами.

Маргарита на правах жены-самозванки стала раздевать Адама. Стараясь не причинить боли раненому, стащила куртку, свитер. Когда дело дошло до брюк, Рудобельский показал свой несносный характер.

– Отвернитесь, – велел он, и было непонятно – то ли он обратился так уважительно к Маргарите, то ли к обеим женщинам.

Однако у медсестры сомнений не возникло.

– Господи, – фыркнула она и вымелась из приемного покоя, бросив Маргариту наедине с моряком.

«И как его раздевать?» Галкина с мукой в глазах следила за попытками Адама освободиться от одежды. Израненные стеклом пальцы не слушались.

Маргарита видела, что снять брюки раненый не сможет, и уже хотела позвать медсестру, но какая-то ревность к этой невразумительной тетке заставила Галкину действовать.

Она с решительным видом расстегнула ремень на брюках моряка и уже взялась за собачку от молнии на ширинке. Такого унижения от квартирной хозяйки Адам стерпеть не смог.

– Спасибо, – остановил он Маргариту. – Я не против того, чтобы вы снимали с меня брюки, Маргарита Михайловна, только при других обстоятельствах и в другом месте.

Галкина вспыхнула:

– Не выдумывайте. Вы сейчас меньше всего похожи на мужчину.

– Обидеть хотите? – прохрипел Адам.

– Много о себе воображаете. Пытаюсь помочь вам избавиться от комплексов.

Маргарита стащила с беспомощного моряка брюки, отводя взгляд от сильных стройных ног, покрытых густой растительностью, натянула на Адама пижаму.

– Как мне костюмчик? – опустив глаза, пытался острить Рудобельский.

– Белых тапок не хватает, – буркнула Галкина.

– Не дождетесь, убийца.

Маргарита призвала на помощь все самообладание, чтобы промолчать, хотя ей уже хотелось добить раненого.

Больничная одежда и бинты на руках завершили превращение Адама в пациента, его повезли в палату, и, как только каталка скрылась из вида, Галкина испытала одновременно острую вину, сосущую тоску и жалость к моряку.