Книга Антипара, страница 64 – Полли Нария

Бежать я уже даже не думала: развернись я к волколаку спиной, и я дам ему волю действовать.

— Ох, Боян. Что же нам с тобой делать?

Ответом мне был утробный рык.

— Вели, держи!

Выпрыгнув из окна с охапкой сплетенной крапивы, Богдан отцепил от пояса бутыль со святой водой и кинул ее мне. Однако до меня он так и не долетел: волколак одним плавным рывком встал на задние лапы и, перехватив стеклянную емкость, раздавил ее мощными челюстями.

— Да! — ликующе воскликнула я, ведь святая жидкость хоть и совсем не по плану, но все же попала туда куда нужно. Оставалось всего ничего — накрыть тварь полотном.

Это легко мог сделать Бачевский. Но все вновь пошло наперекосяк, потому что позади раздались громкие мужские крики, и нечто длинное и острое пролетело в десятке сантиметров от моего лица и вошло животному прямо в бок.

Боян захрипел, взвыл и тут же рухнул на землю, извергая из пасти пену и кровь. И тут уж было не разобрать, что именно так повлияло на зверя. Тем не менее я все равно бросилась вперед в надежде помочь мужчине, однако чья-то рука ухватила меня за плечо.

— Оставь его умирать! — приказал мне осипшим голосом Тихомир, словно речь шла не о его сыне. — Он позор…

— Он человек! — отпихнув от себя старосту деревни, подбежала к волколаку и помогла Богдану накрыть дергающееся в конвульсиях звериное тело.

— Он выживет?

— Не знаю, — не стал врать мне колдун. — Черт! Полотно короткое.

— Я сейчас принесу еще…

— Поздно! Процесс уже начался, — мотнув головой, оповестил меня Бачевский, накрывая Бояна тем, что успели сплести деревенские бабы. А не хватило всего малость: из-под зелени остались торчать только уши волколака.

Некоторое время ничего не происходило, и толпу мужиков за нашими спинами это стало отчаянно напрягать.

— Да добейте его уже. Чего ждете?

— Смерть — достойная цена за тьму в сердце!

Жестокие слова. Пугающие. А ведь такое горе могло не обойти стороной любого из них.

— Отойди! — меня наглым образом отпихнули в сторону. Удерживая вилы, Тихомир взялся за край колючей простыни и стянул ее в явном желании окончить начатое. Но замер в последний момент, потому что на земле, свернувшись калачиком и истекая кровью, лежал вовсе не волколак. Боян дрожал всем телом, стонал, но несмотря на рану в боку, вроде умирать не собирался. Единственное, что напоминало о второй сути — это волчьи уши, что теперь останутся на его голове навсегда.

— Чего встали, — иронично поднял бровь Бачевский и грубо спросил: — Или кровь собственного сына на руках больше не кажется такой оправданной?

Я же не стала слушать ответ старика, боясь, что просто не сдержусь и сболтну лишнего, потому отвернулась и, тяжело выдохнув, попросила:

— Тащите носилки. Нет в вашей деревне больше волколака.

Ночь выдалась тяжелая, изнурительная, насыщенная яростью и болью. Болью, как физической, так и душевной. Я смотрела на то, как мужики уносят ослабленное после оборота тело Бояна, и очень ясно понимала, что жизни ему здесь не дадут. Учитывая то, что он навсегда останется отмечен тьмой.

— Ты не должна принимать все это так близко к сердцу?

— С чего ты решил, что я переживаю?

— Ну, — Бачевский почесал затылок. — У тебя все на лице написано. Это раз.

— А два?

— Я чувствую тебя…

Как же я боялась этих слов. Но почему-то все равно ощутила тайную радость от нашей связи. А ведь в других обстоятельствах я бы могла позволить себе нечто больше, даже вновь ухватить его за ворот сорочки и притянуть к себе. Разрешить себе легкий поцелуй, который одним махом снял бы витающее между нами напряжение. Я бы действительно позабыла о волколаке и его грустной жизни… Все так просто, будь я другим человеком. Человеком, чья нить не испещрена узлами неизвестного происхождения. Сварог, ты слишком ко мне жесток!