Книга Мой дикий маг, страница 40 – Юлия Журавлева

Попросив принести мне завтрак, я поплелась на второй этаж в библиотеку, но невольно замерла у огромного семейного портрета, висевшего в коридоре.

Стоящий и еще молодой отец, сидящая в кресле еще живая мама и пятилетняя я у нее на коленях. Только теперь мне подумалось, что мама не просто так позировала сидя, должно быть, ей уже тогда было нелегко подолгу стоять…

Но в глаза бросалось другое: наше с ней сходство, заметное даже на портрете, несмотря на мой возраст. Сейчас же мы стали почти копиями. Почти — потому что я везде немного уступала маме.

Немного проще внешне — леди Анна Аберхау была настоящей красавицей, но папины тусклые черты будто сгладили и мои. Цвет волос не такой насыщенный, черты лица не такие утонченные, манеры далеки от идеальных — в пансионе упор был на магию и обучение, а еще на контроль — у всех нас с ним имелись серьезные проблемы. Когда вспышки магии постоянно происходят то у одной, то у другой воспитанницы, тут уж как-то не до манер. Да и общение с простыми девочками не прошло бесследно.

И чем старше я становилась, тем сильнее избегал меня отец. Я так и не поняла: причина в нашей с мамой схожести или как раз в том, что я — словно ее упрощенное отражение? Напоминание о женщине, которую он любил больше жизни? Или разочарование тем фактом, что я оказалась ее недостойна?

Если вначале после отъезда в пансион отец честно старался навещать меня как можно чаще, то чем дальше, тем реже делались эти визиты, а письма становились все короче и суше. Я не хотела обижаться, понимала, что ему тяжело, но…

Он потерял любимую, я потеряла маму, а в итоге еще и отца в моей жизни почти не было.

Вздохнув и бросив последний взгляд на картину, я зашла в библиотеку. Глупо сожалеть о несбыточном: маму не вернешь, все сложилось как сложилось. Отец и без того потратил все эти годы на поиски возможного лечения. И хотя бы в этом я могла его понять. Как целителю ему оказалось вдвойне тяжело: не смог спасти собственную жену.

В библиотеке я выбрала несколько приключенческих книг и обосновалась за одним из столов, дожидаясь завтрака. При жизни мамы, когда я была маленькой, папа вечно ругался, что нельзя читать за едой: и пища хуже усвоится, и книжки можно испортить. После смерти мамы многое, чего раньше было нельзя, стало можно. Просто отцу сделалось все равно, как я там ем и читаю…

Так долго сдерживаемая обида резко прорвалась наружу, заставив вилку громко звякнуть о тарелку. В самом деле! Я ведь не виновата ни в схожести с мамой, ни в том, что так и не стала ее точной копией! Сколько можно меня избегать и сторониться?

В каком-то порыве, не иначе, я достала карманный визор, откинула крышку и проговорила, зная, что сообщение дойдет до адресата: «Папа, жду тебя дома, нам надо поговорить».

И быстро коснулась центрального камня. Небольшой артефакт, напоминавший дамское зеркальце, мигнул, показывая, что команда выполнена.

Выдохнув, я убрала визор в карман, чувствуя, как подрагивают пальцы. Сама не знаю, почему так поступила, ведь ничего срочного у меня на самом деле не было. Хотя — после занятия по магии разума и прорицаниям — я все могу списывать на предчувствие. Почувствовала, что так надо, — и решила сделать.

Убедив себя, что ничего страшного и отцу действительно не помешало бы почаще вспоминать о том, что у него есть дочь, я буквально через силу доела завтрак, взяла верхнюю книгу из выбранных и приготовилась к ожиданию.