Книга Дареная истинная. Хозяйка лавки «С огоньком», страница 151 – Адриана Дари

Наверное, там же, где и совесть Гриндорка.

Как я и предполагал, сразу после окончания представления на сцену поднимается мэр.

Гриндорк выглядит торжественно в темно-синем костюме с золотыми нашивками. Он широко улыбается толпе, раскидывает руки в приветственном жесте.

— Граждане Хельфьорда! — его голос разносится по площади. — Сегодня мы вспоминаем великого человека, который стал символом нашего города. Человека, который понимал — власть дается не для личной выгоды, а для служения народу!

Одобрительный гул проходит по толпе. Я оглядываюсь, ищу глазами всех участников нашего плана. Рина на месте, Фридер держится в стороне, чтобы раньше времени не светить козыри. Марта…

Ее приходится поискать, но я все же замечаю, как она затаскивает возмущающуюся Аурику в… Магазинчик женского исподнего? Какой интересный выбор. Впрочем, я довольно быстро понимаю, почему Марта сделала именно так. За ними почти сразу заходит мужчина в сером пальто с яркой белой отметиной на плече и так же быстро выходит. Злой. Зато я теперь тоже знаю, как выглядит наш главный оппонент.

Тем временем мэр на сцене входит во вкус:

— Первый глава нашего города был честен с собой и со своим народом! Он не скрывал правды, как бы горька она ни была. Он не боялся трудных решений, если они были справедливыми!

"Лицемер", — рычит Ригель, и я полностью с ним согласен.

— И мы должны следовать его примеру! — продолжает мэр. — Быть честными, справедливыми, думать о благе города превыше всего! Полагаю, наш многоуважаемый гость, его величие Роувард Даррел тоже поделится с нами мыслями о честности и доброте!

Именно этого момента я и ждал. Делаю шаг вперед, и толпа расступается, давая мне дорогу. Поднимаюсь на сцену под удивленные взгляды актеров и откровенно недружелюбный взгляд мэра.

— Прекрасные слова, — говорю я, и мой голос звучит достаточно громко, чтобы его услышали все. — О честности. О справедливости. О том, что власть дается для служения народу. Я готов подтвердить каждое ваше слово.

Мэр пытается улыбнуться, но улыбка получается натянутой. Я чувствую, как внутри него сначала маленькими искрами, а потом уже и обжигающими язычками пламени разгорается страх.

— Господин Роувард... Что вы… имеете в виду?

— Я хочу, чтобы эти слова соответствовали действительности, — объясняю я. — Скажите, все ли происходящее на мануфактуре делается во благо жителей города? Или… есть иные выгодоприобретатели?

Толпа начинает волноваться. Мне становится тяжелее: все же я отвык от большой концентрации эмоций. К горлу подкатывает тошнота. Мэр бледнеет, внутри него уже пожаром бушует паника, но пытается сохранить самообладание:

— Я не понимаю, к чему вы клоните...

— К тому, — повышаю голос, чтобы меня слышали даже на краю площади, — что очень большая доля производства мануфактуры работает вовсе не на артефакты, нужные для торговли и для людей. И… расскажете ли жителям, куда ушел воск, предназначенный для ИХ свечей?

Гул толпы становится громче. Я вижу, как мэр оглядывается, ища пути к отступлению, но Фридер с Риной уже перекрыли выходы со сцены.

— Это... это наговор! — кричит мэр, но в его голосе уже слышна паника. — Клевета! Господин Роувард пытается очернить мое имя!

На сцену поднимается Фридер с одним из наемников и Клотильдой. Надо сказать, несмотря на наш вчерашний очень жесткий разговор, она выглядит очень сносно, даже спину прямо умудряется держать. Ее бы силу воли да в мирное русло.