Книга Ворон, который меня пленил, страница 73 – Екатерина Началова

«Я так рада, что ты мне привиделся, — мысленно сказала. — Мне страшно одной».

— Касия, я здесь, — ответил голос Рейтора. — Открой глаза.

С трудом разлепила ресницы.

Около моей кровати, оттеснив лекарей, стоял настоящий, широкоплечий и очень-очень хмурый Рейтор. Он и держал меня за руку.

— Рей…?

Я вся потянулась к нему навстречу. Не обрадовалась — больше… Я будто поднялась в небо без крыльев при виде его лица. Ни на миг не задумалась, как Рейтор тут очутился, откуда узнал.

— Ч-ч-ч, не шевелись пока. — Рейтор сел на краю кровати, вытянул сбитое за ночь одеяло, заботливо прикрыл им меня сразу по плечи, а затем требовательно поднял глаза на лекарей. — Так что с мисой?

При нем все вдруг пришло в движение. Живо забегала по поручениям хозяйка, внезапно пришли к компромиссу Волк со Змеем, на мой многострадальный живот положили холодный компресс, дали еще отвара и послали за молоком. Я цеплялась за руку Рейтора, ужасно боясь, что он вот-вот уйдет, а я снова останусь одна, но Рейтор не уходил. Следующие часы заполнила нудная суета, которая традиционно воцаряется на время болезни. Каждую минуту выясняется, что больному жизненно нужно что-то сделать: принять, выпить, измерить, потрогать, переодеть, протереть; каждое движение растягивается во времени в несколько раз и невозможно без помощи. Рейтор был рядом — приподнимал, поил с ложечки, вытирал лоб и даже носил меня в отхожее место. Боль, которая до него пульсировала, не теряя силу, вдруг начала отступать и — неожиданно замолчала. Меня будто накрыл невидимый защитный купол, под которым царит абсолютная безопасность. Пусть хоть что будет снаружи — внутри не страшно.

— Поспи. Не беспокойся. Я отлучусь, но вернусь до вечера, — шепнул Рейтор на ухо.

Его голос доносился до меня, словно он говорил сквозь толстую завесу из ваты.

Кажется, я уснула сразу, как только он произнес: «Поспи».

В раннем детстве такое же волшебное действие на меня производило присутствие мамы. Мама была моим куполом, утешением, защитой, которую я искала в минуты страшных для себя событий вроде ночного кошмара или оцарапанного пальца. Когда я выросла, волшебное действие мамы на меня закончилось, будто часы открутили все назначенное волшебству время. Стрелка провернулась, мама оказалась не всесильным божеством, а обычной женщиной, которая разве что немного старше. Она так же, как я, боится, ошибается, не знает, что делать и порой говорит, что попало. Наверное, мамы тоже недоумевают, куда же подевались их любимые маленькие девочки… Почему вместо девочки рядом стоит взрослая женщина? Маленькая девочка же была. Маленьких любить проще… Маленьким любить проще…

Сон засасывал меня все глубже. Гномон отмерял тенью время, лицо мамы растворилось в тени, Аний качал лысеющей головой: «Опаздываешь!». Книга учета рвалась, я не могла склеить страницы, а пыль из подсобки летела огромными пылевыми облаками, в которых — я знала — были растворены самые ценные письма, которым по сто сорок лет. Пыль из них оседала на камнях балкона, на мне, и мое платье из черного стало цвета земли, немного со ржавчиной. Я все смотрела на собственный рукав, соображая, как же стряхнуть эту пыль, чтобы склеить обратно ценное письмо, когда услышала:

— Вам письмо, лорд Кадор.

Фразу произнес Рейтор.