Книга Цена дара, страница 25 – Данила Скит

«Нет, они продолжили свой путь, раз уж он находится здесь, они залезли ему прямо в мозг», — подумал я.

Рука моя поднялась, преодолевая боль в спине. Ладонь прошлась по голове, ощущая болезненной влажной кожей острые обрубки волос. Меня обрили наголо, чтобы я достойно встретил «Венет», которому на это абсолютно все равно. Впервые за пятнадцать лет я не почувствовал волос на плечах, их отрезали вместо с моим путем к отступлению в прежнюю жизнь.

— Ребят, есть у кого закурить? — спросил я у молчаливых собеседников.

Корабль перестало трясти, где-то вдали оборвался аварийный сигнал.

«Когда металл заменит прах, пересечет вулкан и море Колосс на глиняных ногах», — люблю угадывать очевидное в своих песнях. Пять лет назад, потешаясь надо мной, они зарядили мелодию на вершину топа. Не я виноват, что люди неправильно пользуются ушами, не я виноват, что они отказываются пользоваться собственными глазами.

«У каждой планеты изолированная система… С Венерой не произойдет то, что случилось с планетой Земля».

«Самые крепкие протоколы защиты», — слетало с экранов, передавалось из уст в уста, падало в уши, которыми не умеют пользоваться, кидалось в глаза, не умеющими читать между строк.

Отметив двадцатилетие со сбоя земной системы, я уже ни капли не сомневался в «Венете».

«Ядерным взрывом свобода клубит

Поджигая искусственный разум

Всем плевать, когда истина спит

Разбиваясь о колкие фразы», — выдал банальное около года назад, когда первые машины «Венета» начали сочинять серенады о свободе воли, а они снова закинули меня на вершину топа.

Это все короткая память.

Мы всегда находились настороже, с самого начала. Это было вполне закономерно: на свете появился еще один разум, и он, вроде как, может учиться. Это вызывало страх, подозрения, домыслы… не важно, оправданные или не оправданные. Зачастую люди мало разбираются в вещах и начинают бояться до того, как столкнутся с чем-то новым лицом к лицу. Страх перед неизведанным. Наверное, это самая правильная черта, за которую действительно стоило побороться. Но прошло несколько сотен лет, и человек забыл, что когда-то боялся. Если бы он продолжал бояться до сегодняшнего времени, может, ничего и не случилось бы. Но «новое» поглотило Землю только спустя двести тридцать пять лет. К тому времени все привыкли к роботам у себя под боком, и что они живут так же, как мы, и что у них есть протоколы, по которым они живут. Где-то там, глубоко внутри их сознания. Их не видно, но они есть, и оттого всем было спокойно. Никто не думал, что однажды они дадут сбой, ведь когда все боялись, ничего не произошло. И потом, через сотню лет, когда они продолжали бояться, ничего не произошло. И еще через сотню. А потом они устали от страха, и смеялись над тем, кто не устал. Надо мной смеялись.

«Забавный чудак, поющий о прошлом, но звучит, как настоящее. Опасность в песнях, чтобы пощекотать нервишки».

Да, чувство самосохранения у людей порядком поистрепалось. Благополучие учит слепоте. Когда у нейросети появилось сознательное ядро, общество почему-то никак не отреагировало. Милая ошибка, но еще недостаточно прекрасная, чтобы все свалилось в пекло.

— Эта планета доверху забита железом, — Джиан усиленно толкал за щеки нечто, что повара назвали кашей. — Но нас везут в безопасный участок. Я слышал.