Книга Отпустите, мой принц!, страница 18 – Александра Питкевич

– С ума сошли? – в груди поднялся темной волной гнев, вытесняя страх и тревогу. Этого мне еще не хватало! И без того часть мужчин пострадало по вине моей семьи. Если сейчас еще пойдут слухи, что я мешаю заключению договора… мне тогда не жить в этом городе, какой бы исход в итоге ни был.

Только так просто остановить пересуды было невозможно: все вышло из-под контроля. Женщины шагнули ближе, зажимая меня между дверью и стеной в узком коридоре.

– Тогда что это было, Эриноль? Забыла, что живешь здесь только по милости стариков и матерей? Ничего не скажешь? – в голосах было такое злобное шипение, что по спине волной прошли холодные мурашки.

– Я ничего не делала. Целыми днями у всех на глазах, – не менее сердито отозвалась. Ну не признаваться же им в тех глупостях, что мне наговорил принц? – А вот если вы не вернетесь к своим обязанностям и что-то пойдет не так за обедом, виноваты будете уже вы. Такого исхода желаете?

Женщины вздрогнули и отступили. Но это не было победой. Только отсрочка, не более того.** Сьют

Мастерские, пусть и были построены несколько столетий назад, содержались в невероятном порядке. Никогда мне не доводилось видеть производство в такой чистоте и строгости. Каждый вид красок, эмалей – на отдельной полке, все с подписями, названиями и датами. В другом помещении, сухом и проветриваемом – глина в мешках, тоже рассортированная по видам. Глина с побережий, глина из леса. Я был уверен, что разницы нет, но мне подробно объяснили, что значение имеет не только ее чистота, но и состав. Та, что из леса, к примеру, считалась более вязкой и подходила только для темной черепицы.

– Хотите сказать, что и дрова имеют значение? – я с интересом смотрел на три стопки, разные по цвету, что лежали под навесом в десяти шагах от больших круглых печей.

– Конечно, – гордо выпятив впалую грудь, рассказывал старейшина Табири, подзывая кого-то из мастеров. Даже работники были все чистые, с убранными волосами, словно кухарки в дворцовой кухне. – Дуб дает больше жара, он лучше подходит для конечного обжига. Вон те – для более мягкого набора температуры, чтобы прогреть черепицу до самого нутра. С такими дровами меньше брака получается.

– И все ваши работники это знают?

– Даже мальчишки. Это очень важно, что как уложить и чем греть печи. Как и то, как печь правильно закрыть. Вот смотрите, как раз готовят к обжигу желтую эмаль, – старик провел меня чуть дальше, к одной из печей. Два крепкий невысоким мужичка как раз кирпичами закрывали большой, словно дверной проем, зев. Рядом стоял кувшин с сырым раствором. Когда последний кирпич лег на место, кладку споро замазали снаружи.

– И что, можно разжигать? – мне было на самом деле интересно наблюдать за процессом. В столице такого не увидеть.

– Нет. Сперва должен высохнуть раствор. Если поторопиться, печь может взорваться. У нас это бывает крайне редко, но все же пару раз случалось, – старейшина не кривился, говорил ровно, но я видел, как от недовольства потемнели его глаза.

– Такое иногда происходит на всех производствах, – попытался я как-то сгладить неловкость, чтобы не развивать тему. – Лучше покажите мне, как происходит заливка форм. Это мы можем посмотреть?

– Конечно, – Табири степенно кивнул. Ему явно льстил мой искренний интерес.– Там, за складами, целый двор для просушки.