Книга Тень, страница 145 – Дж. С. Андрижески

«Боги, любите и храните мою самую любимую сестру. Ради тебя я здесь…»

Он не плачет, пока она не уходит.

Он уверен, что больше никогда её не увидит.

— Элли! — голос звучал лихорадочно, вопил. — Элли! Проснись! Ну же!

Я старалась открыть глаза, но веки как будто тянуло вниз грузом, словно меня вытаскивали из глубокого колодца ледяной воды.

— Нет… — выдавила я, толкая его в грудь. — Нет… оставьте нас в покое…

— Элли! — голос, свет за ним, наполнил меня своим облегчением. — Слава Богу. Мы не могли тебя разбудить. Мы не могли разбудить вас обоих. Прошло три дня… Ревик в полном раздрае, Элли. Он умирает. Мы должны привести к нему помощь…

Но я боролась с ним, ударяла кулаками по его груди.

Я не могла остановить рыдания, зарождавшиеся в моём горле, вырывавшиеся из меня как животное, заточенное в моей груди. Я пыталась освободиться от него, вырваться из его рук, но я всё ещё находилась там, всё ещё затерялась в том другом месте, где я видела её лицо…

* * *

Грубые руки удерживают его, стискивают воротник и волосы, держат связанные запястья за его спиной. Они видели его лицо, и он с другими, так что он не может ничего сделать.

Он не может бороться с ними… даже с помощью своих способностей.

Они не знают наверняка, что у французских солдат нет своих видящих.

Он смотрит на грязные лица напротив, пока всех их толкают и тащат через усеянное небольшими бугорками поле. Он узнает других из своего отряда. Он видит трёх, которых узнает сразу, и ещё полдюжины одетых в его униформу. Вдвое больше солдат толкают и тащат их за собой, включая французского солдата, который держит его за артиллерийский ремень. Он знает, что они снимут с него этот ремень, как только окажутся в каком-то месте, где им самим не придётся всё это тащить.

Скорее всего, после этого они вгонят каждому из них по пуле в мозг.

Его тело сделалось твёрдым от месяцев, проведённых в поле.

Он голоден, почти умирает от голода, но едва ощущает это, пока они сурово гонят его по траве. Он видит впереди дом, нормальный фермерский домик, какие остались на родине, и на верхнем этаже горит свет. Кто бы там ни жил, они не спят, но, наверное, готовятся лечь в постель, уже освободив основное жилое пространство на нижних этажах.

Должно быть, это их поле они пересекают, мимо их животных прошли ранее, пытаясь найти укрытие. Есть в этом пейзаже что-то странно знакомое.

Он мог бы умереть здесь. Это походило бы на возвращение домой.

Мужчина позади него фыркает, и один из других в его отряде спотыкается.

Он поворачивается и смотрит в грязное лицо, видит почти чёрные глаза и китайские черты лица, татуировки на руках, которые выглядывают из-под рукавов униформы. Он смотрит на этого брата и думает про себя, что его лицо здесь слишком необычно.

Если среди них имеется хоть один видящий, они узнают, кто он. Они его узнают, и тогда их всех поймают.

Он будет искать удобную возможность.

Если ему придётся убить всех этих французских ушлёпков, так тому и быть.

Однако он не должен выдавать себя.

Выдать себя перед французами — не проблема, они не проживут достаточно долго, чтобы рассказать об увиденном. Но вот если он выдаст себя перед своими людьми — это большая проблема. Его дядя ожидает, что в таком случае он убьёт и их тоже, а он этого делать не станет. Он не может убивать своих братьев и сестёр без весомой причины.