Книга Тень, страница 213 – Дж. С. Андрижески

— Ты не можешь этого сделать, — говорит он. — Пожалуйста, пообещай мне, Лена. Пообещай, что ты даже не подумаешь над этим. Ни разу после моего ухода.

— Я обещаю, Прославленный Меч.

Прежде чем он успевает ответить, она приподнимает свои бедра и разводит ноги так, что он вновь проникает в неё глубже. Он слабо стонет. Его глаза сами собой закрываются.

— Лена, боги… сестра.

— Ты можешь довериться мне, Сайримн. Я помогу тебе подготовиться к ней.

Боль окутывает его, когда она движется под ним всем телом, изменяя угол проникновения. Он едва не сгибается пополам, когда она сильнее притягивает его откровенно собственническим светом. Он осознает, что она притягивает его и той частью своего тела, и вот ему уже кажется, будто она ласкает его ртом там.

Он стонет ещё громче, грузно опускаясь на неё всем весом. Через несколько секунд он опять умоляет её, стискивая руками её спину.

В то же время он думает над её словами, и тесное ощущение в груди усиливается.

— Пожалуйста, сестра. Пожалуйста, не говори никому.

— Ты можешь довериться мне, брат, — шепчет она.

— Пообещай мне, — говорит он. — Пообещай мне, что ты этого не сделаешь…

Я не могла пошевелиться.

Я лежала на спине, глядя в зеленоватый зеркальный потолок. Я не помнила, как отключилась. Я не могла думать о том, как долго я пробыла с ним в том месте. Я не могла заставить себя подумать об увиденном. Ничто не было ясным, осознанным.

Ощущение было чисто животным, вообще не вдумчивым чувством.

Моё сердце болело сильнее, чем я могла подавить или скрыть из своего света.

Я помнила другие боли, схожие боли — но данная ноющая боль в моём сердце была новой. Может, именно новизна выбила меня из колеи, сделала всё настолько хуже других болей, которые мне приходилось вынести. Я стиснула грудь защищающим жестом, стараясь дышать и ничего не видя.

Я лежала так, казалось, очень долго, не глядя на него.

Я говорила себе, что знаю эту часть истории. Я знала о Гретхен, об его избиении, о татуировках. Он рассказывал мне это на базе Повстанцев. Я говорила себе, что видела похуже, что это ещё ничего.

Это не помогало. Ничто из того, что я себе твердила, ничего не меняло.

Я не смотрела на него.

Однако я ощущала на себе его взгляд. Я чувствовала его боль, когда он смотрел на меня, но я не позволяла себе задумываться о том, направлено ли это на меня, или что значила эта боль. Я помнила, каково ему было с другой видящей, и боль в моей груди усилилась.

Элан была там. Элан Рейвен, мать Мэйгара, была там, когда он потерял девственность в борделе. Она буквально домогалась его.

Я прикрыла глаза ладонью, вытесняя этот образ из своего света.

Мне нужен перерыв.

Балидор прав. Теперь я чувствовала постепенную утрату контроля, неспособность мыслить связными логическими цепочками. Я ощущала своё измождение. Это не просто нехватка сна, не та часть, причинявшая боль. Там жило тяжёлое отчаяние, боль, которая была не просто болью разделения, даже не сожалением, страхом или смятением из-за более жестоких вещей, которые он мне показал.

Мне не место в его жизни. Мне там не место.

Когда меня ещё не было среди живых, я лишь причиняла ему страдания. Ещё до своего рождения я усложняла его жизнь, делала её сложнее, чем должно быть.

Эта мысль вызвала очередной прилив жёсткой боли в груди, тесноту, от которой перехватило дыхание. Я сдерживала слёзы, зная, что они тоже нелогичны.