Книга Мост, страница 169 – Дж. С. Андрижески

Балидор не стал ждать. Он опять перевёл взгляд на Джона.

— И ты тоже. Тебе нужно перестать прятаться за этим самобичеванием, чтобы не чувствовать ничего.

— Прятаться? — изумлённо взорвался Джон.

— Да! — яростно рявкнула Юми. — Прятаться!

Джон повернулся и посмотрел на неё, опешив ещё сильнее.

Сделав это, он тут же застыл, потому что увидел слёзы в её глазах.

Она сердито вытерла их со своего татуированного лица, сжав челюсти, прежде чем посмотреть на него.

— Врег прав. Никто из нас не винит тебя, Джон, — её голос сделался хриплым. — И ты можешь думать, что вымещаешь это на себе… но ты вымещаешь это и на всех нас тоже.

Джон оглядел ряды лиц, внезапно почувствовав себя окружённым.

Он резко подпрыгнул, когда сзади его коснулись пальцы. Тяжело дыша, он повернулся.

Там стояла Элли.

Она отпустила тётю Кэрол и теперь стояла рядом с ним, улыбаясь почти застенчиво.

Глядя на неё, Джон почувствовал такую сильную боль в груди, что у него перехватило дыхание.

— Боги, Элли.

Он не пошевелился, когда она взяла его за руку, и внезапно он почувствовал вокруг себя клочки её света. Он чувствовал больше, чем позволял себе всё то время, пока они были в Сан-Франциско, больше, чем позволял себе, даже после того, как они вчетвером оказались связаны. Он чувствовал там и Мэйгара, и Ревика — но сильнее всего он чувствовал свет Элли.

Она по-прежнему была там.

Бл*дь, она по-прежнему была там.

— Элли… боги, — он задыхался этими словами. — Мне жаль. Мне так жаль.

Он пытался сказать что-то ещё, не в силах видеть её, сжимая её руку в своих ладонях. Она стискивала его в ответ, но он больше не видел её лица.

Он ничего не видел.

— Мне очень жаль, Эл. Мне так жаль, бл*дь.

Он просто стоял, и долгое время никто не произносил ни слова.

Казалось, весь вестибюль погрузился в ту же тишину, и Джону захотелось завопить, крикнуть среди всех них, сделать что угодно, лишь бы нарушить это безмолвие.

Но этого он тоже не мог сделать.

Он стоял на полпути между Ревиком и Джейденом, держа пальцы Элли в своих и ощущая на себе все эти взгляды. Он чувствовал себя в ловушке. Как будто они посветили на него мощным фонариком, а он мог только стоять там, подвергаясь их оценке.

В следующее мгновение Ревик встал возле него.

Прежде чем Джон успел что-то сказать или хотя бы отступить, руки элерианца стиснули его с такой силой, что у него перехватило дыхание.

Затем Ревик прижал Джона к груди, почти причиняя ему боль, покачивая его вместе со своим длинным телом. Слова пришли в голову Джона, но ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что они тоже исходят от Ревика. Видящий тихо заговорил в его разуме, посылая тепло, похожее на извинение. Слова проникали более медленно, а когда всё же проникали, то притягивали его как низкая, баюкающая череда, почти песня.

«Они правы, брат. Они правы. Послушай их. Они все правы. Я был неправ в этом. И ты тоже был неправ. Но они правы».

«Прости…» — начал Джон.

«Не надо извиняться, — заверил его Ревик, крепче сжимая в объятиях. — Я люблю тебя, Джон. Ты моя семья, и я люблю тебя. Мне так жаль, что я позволил тебе взять вину на себя. Это была не твоя вина. Это никогда не было твоей виной».

Джон не мог думать. Он не мог говорить.

Он чувствовал, что всё ещё противится их словам, по какой-то причине желая держаться за другое, возможно, потому, что это хотя бы имело для него смысл.