Книга Чёрный и синий, страница 70 – Дж. С. Андрижески

Боль была такой сильной, что вся его нервная система впала в шок. Теперь он даже не мог кричать, не мог издать ни звука. Он не мог думать, не мог видеть. Он не мог контролировать собственное тело. Он не понимал, где находился, и даже то, стоял ли он ещё на ногах.

Когда наконец отпустило, Блэк стоял, опираясь на колени и руки.

Он смотрел в бетон, стараясь перевести дух.

Он все ещё не мог видеть. Перед глазами все размывалось от вибрации того, что с ним сделал ошейник. Его руки тряслись, его ладони тряслись, его сердце готово было взорваться в груди. Блэк сумел оттолкнуться руками, встать только на колени и схватиться ладонями за ошейник — не стягивая его, просто держа. Подняв взгляд, он увидел трёх нацистов, стоявших над ним. За их телами он видел вождей, которых удерживали охранники с полицейскими щитами и дубинками.

Что-то в этой картине вызвало резкое, предельно ясное понимание.

Охранники тоже в этом замешаны.

Пожарная тревога была фальшивой — повод минимизировать количество свидетелей.

Что бы это ни было, белые расисты служили лишь мальчиками на побегушках.

Разум Блэка осознал ситуацию меньше чем за секунду. Он видел ограниченность своих вариантов ещё до того, как заметил, что вождей отгоняют к главному зданию.

И все же инстинкт выживания был сильнее.

Блэк постарался подняться на ноги, но темноглазый ариец с татуировкой орла сшиб его назад резким перекрёстным ударом по лицу, умело согнув свой торс. Удар едва отложился в сознании сквозь лютую боль от ошейника, но мгновенно пресёк его попытки подняться.

Когда Блэк попытался встать во второй раз, ошейник на его горле вновь вспыхнул.

Его разум отключился от шока.

Боль была такой интенсивной, такой неукротимой, что Блэк даже не распознал в этом ощущении боль, пока все его тело и разум не забились в жёстких конвульсиях. За долгие секунды… или минуты… или часы… или даже дни… он забыл, кто он, как сюда попал, что он делал. Он не мог пошевелиться, не мог ничего вспомнить.

Он лежал на цементе, сомневаясь, что жив ли он вообще, и на какой планете он находится. Кожа на шее казалась обуглившейся, как будто ошейник теперь располагался прямо на кости.

Какая-то часть его гадала, не так ли ощущается сожжение заживо.

Другая часть его гадала, узнает ли Мири когда-нибудь, что с ним случилось.

Блэк звал её в этой темноте, снова и снова крича её имя…

Он был практически уверен, что не выживет. Он ни при каких условиях не сумеет пережить ещё хоть минуту этого. И все же он переживал. Секунды… минуты… такие длинные в этой бесконечной растянутости похожей на смерть боли… и Блэк наконец услышал, как кто-то кричит в ответ.

Потребовался ещё долгий промежуток тишины, прежде чем Блэк осознал, что этот кто-то — он сам.

Прошло время. Я не знаю, сколько.

Я помню, что мало что осознавала. Остаток той ночи и большую часть дня я просидела в ярко освещённом конференц-зале, окружённая копами в штатском.

Некая менее сознательная часть меня знала, где я находилась.

Некая ещё менее сознательная часть меня знала, что нужно проверять часы каждые несколько минут, отсчитывая время до того, когда Декс и Кико войдут в эту дверь, и когда Энджел и Ник доберутся сюда вместе с ними. Я знала достаточно, чтобы помнить, как Кико говорила, что они возьмут самолёт компании. Вперёд себя они уже послали опытных следопытов на вертолётах Блэка.