Книга Мы сделаем это вдвоём, страница 54 – Салма Кальк

Король не спросил, откуда взялось то зелье. А сама я не сказала…

…Я очнулась в полной темноте, и совершенно не поняла, где нахожусь. Я лежала в какой-то постели, и была мало того, что укрыта, но меня ещё и обхватывала рука, весьма тяжёлая. Я ни разу в жизни не просыпалась в одной постели с мужчиной, и не сразу сообразила – что это вообще такое. А когда поняла – попыталась выбраться наружу.

Выбралась, но и его тоже разбудила.

- Женевьев? Вы в порядке? – негромко спросил он.

- Наверное… да.

Зажёгся маленький, неяркий шарик, осветил немалых размеров кровать, занавешенную со всех сторон драгоценными портьерами с бахромой и кистями. Я села было на постели, но мне на плечо легла рука.

- Что… что было, ваше величество? – спросила я с беспокойством.

Всё кончилось, и можно уходить?

Почему-то при этой мысли я испытала не облегчение, как должна была, наверное, но разочарование.

- Вы горько плакали, а потом заснули, вот что было, - тихо рассмеялся король. – И что я должен был с вами делать, прекрасная Женевьев? Нести в вашу постель?

- Разбудить? – нахмурилась я.

- А вдруг вы снова вспомнили бы что-то ужасное из вашей жизни и начали плакать? О нет, не нужно. Я хочу изгнать с вашего лица все эти горестные раздумья, и помочь думать о чём-нибудь более приятном. Понимаете, Женевьев, какое дело – всё это уже случилось, и скорее всего, необратимо. Хотя я, конечно, позову кое-кого из Академии, чтобы взглянули на вас и вынесли свой вердикт, очень уж странно всё это выглядит, и мне совершенно не по нраву, что с магом обошлись таким жестоким образом. Но, может быть, сегодня вы уже не будете больше плакать?

- Не буду. Прошу прощения, что мешаю вам спать.

- Сказать честно, Женевьев, рядом с вами непросто уснуть. Я пытался, у меня не вышло. Вы занимаете все мысли.

- И что же… вы думали обо мне, а я спала?

- Выходит, так, - усмехнулся он.

Он провёл кончиком пальца по моей щеке, потом по второй. О нет, мне не хотелось больше плакать, я теперь, наверное, долго не позволю себе так раскиснуть. Но что же, выходит, мой неприглядный вид не отвратил его от меня? Он всё ещё… хочет?

А он очень хотел, судя по тому, как обнял меня и поглаживал спину – через сорочку, но сорочка ж тонкая, что под ней спрячешь? А я всё никак не могла сообразить – мне-то что делать?

Он же мягко привлёк меня к себе, и поцеловал – наверное, обычно мужчины целуются как-то так, да? Маркиз целовал меня иногда поначалу, будто проглотить хотел. Или просто тыкался губами и шёл дальше. Этот же касался так, что было понятно – для него поцелуй – это ласка, как и объятие, как и нежные слова, которых он знал прилично, что бы там про себя не говорил.

Когда я перестала бояться, после какого по счёту поцелуя? Когда сама решилась поцеловать его в ответ, и ещё – коснуться тёплой кожи, стащить через голову сорочку, ощутить ладонью волосы?

Я не думала больше ни о маркизе, ни об отце, ни о королеве, ни о ком там ещё… потому что в тот момент ничего этого не было. Были только он – и я. И в несколько прикосновений он рассказал мне о том, что бывает меж мужчиной и женщиной, намного больше, чем тот человек, которому я была до того момента верной женой, и которому родила сына.

Или всё дело в том, что одному нужно было моё имя и связи моего отца, а второму – я сама?