Книга Возвращение домой, страница 150 – Евгения Преображенская

Она выронила карандаш с радужным ластиком, поглядела на стопки бумаг на столе. Неужели это всё не только буквы?

Шли луны, сменяли друг друга осень и весна. Вместе с тем, как взрослели дочери, росли книги со сказками, менялась Дженна. Чем больше историй, воспоминаний, эмоций, любви она отдавала бумаге, тем сильнее ощущалась эта перемена.

Поначалу пришло чувство, напоминающее умиротворение. Но чем внимательнее Дженна прислушивалась к себе, тем более находила в нём не мира, но усталости и… пустоты. Росла и ширилась некая пустота в груди сказочницы.

Затем пришло удивление. Дженне было непривычно не купаться в море чувств, не ощущать яркой сладости любви к детям и мужу, не восхищаться миром. Она перестала писать письма в Сет, а с семьёй общалась нежно и ласково, но больше по привычке.

Когда душа Дженны привыкла к этому и утеряла чувство удивления, пришла тоска… жажда. Незаметная, она постепенно заполняла собой всё больше пространства в душе женщины.

Эту жажду утолить было невозможно. Всё утратило вкус: еда, чувства, красота мира. А потребность осталась.

Новая встреча Май с семьёй была не столь радостной, как в прежние годы. Что-то переменилось в их доме в сердце леса. Да и сам лес уже не был словно из доброй детской сказки.

Ветер, треплющий ветви дубов, поведал Май о том, что хозяин пущи, молодой леший, беспокоится. Не радует диких зверей новая весна. Слабы их детёныши, озлоблены отцы, а матери слишком тревожны.

Младшие сёстры Май, уже почти девушки, глядели на неё с грустью. Шаада весь день молчала, будто боясь выдать страшную тайну. Пламенная Вришана не носилась маленьким рыжим огоньком по дому. Дженна, накрывая на стол, и вовсе отводила глаза.

Вроде бы всё было как прежде: хозяйка дома готовила пироги, Зарон занимался дичью, ворча себе под нос:

– Зверьё стало пугливым и злым. На днях чуть не попался на клыки кабану, представляешь? Я, хранитель! Вовремя заметил и едва уклонился.

Ужин обещал быть богатым, а семейный вечер тёплым. И всё же что-то было не так. Пироги оказались не столь пышными, травяной чай потерял вкус.

Словно темнее сделалась витали Дженны. Всколыхнулись ноты мёртвой водицы.

– Что гнетёт тебя, моя дорогая? – спросила Май, улучив момент. – Что происходит? Всё ли хорошо у вас с Зароном? Девочки здоровы?

Май всё поняла, когда Дженна осмелилась поднять на неё глаза. В бледно-зелёных озёрах холодно мерцало серебро. Драконица была с близкими – и одновременно её не было рядом. Она грезила наяву, глядела сквозь время. И взор её был направлен не в мир.

– Боюсь, я не совсем здорова, – призналась Дженна, кивнув на порог.

Не сговариваясь, они покинули тёплый дом и вышли в прохладный сумрак вечера. Соловьи разливали трели в ветвях деревьев. Трава покрылась росой. Зажигались звёзды.

Женщины углубились в дубраву, вдыхая свежий благоуханный аромат весны.

– …Я рассказывала, что это место – дубрава, поляна и дом – мне снилось ещё в юности? – отстранённо произнесла Дженна.

– Я помню некоторые твои сны, – ответила Май. – Ты видела в них и Зарона.

– А помнишь, кто ещё был в них?

– Я не уверена…

– Сын, – ответила Дженна. – Я никогда не забуду слова мальчика: «Василиса лепит пироги, но она же не умеет, как ты…» У меня были сын и дочь Василиса.

– Думаешь, твои сны были пророческими? – предположила Май. – Может быть, в видениях сплелись память тела Дживы и твои собственные мечты…