Онлайн книга «Осенняя рапсодия»
|
– Илья… Можно тебя на пару слов? В сторону Марины девушка даже не посмотрела, будто ее здесь и не было. Однако присутствовало в этом «несмотрении» слишком уж большое Альбинино личное, наболевшее, слишком нарочитое и объемное – Марине даже показалось, что она физически почувствовала этот переизбыток. Сразу стало не по себе, и спасительное хмельное состояние разом ушло, и захотелось домой – под душ со слезами, под одеяло, уткнуться в подушку, чтоб не видел никто. – Ты иди, Илья… Спасибо тебе за компанию. Я, пожалуй, домой пойду, – торопливо поднялась она с места. – Я провожу! – поднялся Илья вслед за ней, не обращая внимания на нависшую над ним толстым знаком вопроса Альбину. – То есть как это – проводишь? Кого ты проводишь? – обиженно и даже несколько возмущенно произнесла девушка, подступая к Илье вплотную. – Не поняла юмора… Ты что, уже уходишь, что ли? – Пока, Альбин. Счастливо повеселиться. – Слегка отодвинул он ее от себя, придержав по-джентльменски за локоток. И улыбнулся вежливо. Вроде – отстань от меня по-хорошему. – Но мне поговорить с тобой надо! Не слышал, что ли? Постой! Куда ты, Илья? – пьяно и возмущенно кричала им вслед девушка. В общем, они удрали. Вернее, Илья удрал. А она, стало быть, как «провожаемая» дама, в этом ему помогла. Прошла торопливо по залу, лавируя меж танцующими парами и чувствуя, как вонзается в спину злобный Альбинин взгляд. Аккурат между лопаток попал. Даже встряхнуться захотелось и подвигать плечами. Выйдя на свежий воздух, Марина подняла воротник плаща, поежилась зябко. – Ну все, Илья. Можешь быть совершенно свободен. Благодарностей не надо. – Хм… А проводить? – Да чего меня провожать? Мне тут недалеко. Транспорт еще ходит, так что… – Да ну его, этот транспорт! Пойдемте пешком. Воздухом вечерним подышим. Тем более нам в одну сторону. – А откуда ты знаешь, в какую мне надо сторону? – Так… Знаю, и все. – Ну что ж, пойдем… – неожиданно для себя легко согласилась Марина. Они долго шли молча под цоканье ее каблуков по асфальту. Ей даже задуматься удалось о своем, о наболевшем. Потому и вздрогнула сильно, услышав над головой голос Ильи: – У вас что-то случилось, Марина Никитична? Неприятности какие-то? – Почему ты так решил? – удивленно вскинула она вверх лицо. Именно вскинула, потому что иначе заглянуть ему в глаза не представлялось возможным. Кстати, ощущение рядом с собой большого мужчины оказалось довольно приятным – чувствуешь себя хрупкой Дюймовочкой. Олег росточком не вышел, и ей все время казалось, что он не идет рядом, а жмется сбоку, как послушный и тихий ребенок. – Да не знаю… – пожал плечами Илья. – От вас волна идет… тревожная. – Цунами? – горько усмехнулась Марина. – Ну да. Вроде того. – Нет, Илья. Тебе показалось. Ничего такого от меня не идет. Ты мне вот что лучше скажи – где так лихо танцевать научился? – А меня с пяти лет мама с бабушкой на бальные танцы водили. Вот ноги с тех пор и помнят. И вообще, сказалось женское воспитание. Драться не умею, а танцевать – это пожалуйста. В общем, стопроцентный маменькин сынок. – А сколько тебе лет? – Двадцать семь недавно исполнилось. – Да уж… Все вы маменькины сынки… – Кто – все? – вкрадчиво переспросил Илья. – Кого вы еще имеете в виду? – Да никого! Это я так, ворчу по-старушечьи. Имею право, в конце концов. – Нет. Не имеете, – тихо и твердо вдруг произнес Илья, остановившись. – Ни ворчать не имеете права, ни старухой себя называть. Даже в шутку. Даже из кокетства. – Из какого кокетства? Ты что думаешь, я с тобой кокетничаю? Ну ты и нахал… Хорошо, что мы уже пришли! А то бы бог знает до чего договорились! – Как – пришли? – обиженно моргнул он длинными ресницами. – Да вот так… Вот он, мой дом. Четвертый подъезд. Тот самый, над которым лампочка не горит. Так что спасибо, что проводил, и… – Что значит – спасибо? А как насчет чашечки кофе? – Чашечки кофе? Во дает… Это в каком же смысле? – протянула Марина то ли насмешливо, то ли возмущенно. Она и сама не поняла, чего в ее протянутом вопросе было больше – насмешливости или возмущения. А может, ни того ни другого и не было. Может, была там одна только благодарность за проявленное по отношению к ней юное мужское нахальство. Мелочь, а приятно, как любила говорить в детстве Машка, когда она заявлялась к ней в комнату поцеловать на ночь. – А вам что, кофе жалко? – плутовато улыбнувшись и одновременно вскинув на нее наивно-смелые глаза, проговорил Илья. – Или еще какой-то тайный смысл вы в эту чашечку вкладываете? – Какой еще смысл, иди уже! Любитель чашечки кофе! Еще и на меня стрелки перевел, нахал… Легонько подтолкнув его в спину, она еще раз громко хмыкнула. Получилось у нее это очень выразительно, не хуже даже, чем у киношного красноармейца Сухова в обществе павлинов пьяного таможенника. Илья засмеялся, потом отступил демонстративно на несколько шагов, произнес тихо, будто извиняясь: – Спокойной ночи, Марина Никитична. Не обижайтесь на меня. – За что? – За чашечку кофе. Но если бы пригласили, я бы не… – Иди, Илья. Спасибо, что проводил. До свидания. На лестничной площадке между вторым и третьим этажом конечно же ей встретилась соседка, Блаженная Фауна. Неизвестно было, кто и когда придумал ей это имя, но попал, подлец, в самую точку. На самом деле женщину звали просто Катя. Была она работницей местного ЖЭКа, исправно намывала полы в подъездах, а в свободное от мытья время полностью посвящала себя именно фауне, то есть малой ее частичке, можно даже сказать, частичке горестной и несчастной. Вечно она пыталась пристроить в хорошие руки то собаку, то кошку, случайно забредшую к ним во двор. Ходила по домам, звонила в каждую квартиру, смотрела в глазок, жалостливо улыбаясь. Никто Кате дверь не открывал. Подойдет хозяин к двери, глянет в глазок и махнет рукой разочарованно – опять эта Блаженная Фауна с очередным бездомным щенком, как укор совести… Укоряться конечно же лишний раз никто не хотел. Но и Катя не отступала. С завидным упорством подбирала на улице несчастных животных и ходила по домам, смотрела в дверные глазки, будто в душу. А может, и правда в душу? Самого-то хозяина за дверью не видно, а душа, она вещь не материальная, ей все эти бронированные замки да двери вообще до лампочки. – Слышь, Марин, возьми котенка! – тут же атаковала она Марину, перегородив мощным туловом лестничный марш. – Хороший котенок, чистенький. Видать, породистый. Смотри! Быстрым движением руки она дернула «молнию» линялой голубой куртки, выудила на божий свет, представленный в данном конкретном случае тусклой подъездной лампочкой, рыжего пушистого котенка. Совсем крохотного. Котенок мяукнул пискляво, подрожал головой, смешно вздыбил шерстку на загривке. |