Книга Кольца Лины, страница 119 – Наталья Сапункова

— Как ты считаешь, любимая, твой мир… он примет меня?

Я подумала, что ослышалась. Глянула вопросительно — повтори? Лампа мерцала, ее свет золотил лицо Дина, мои руки вокруг его шеи — все казалось ненастоящим.

— Я вот подумал, может, возьмешь меня с собой? Меня ведь здесь мало что держит, верно? Дана иногда вспомнит, и все. Я бродяга без своего дома, так почему бы мне не отправиться туда, где твой дом? Вопрос лишь в том, хочешь ли этого ты.

Я кивнула — да, хочу. Действительно, хочу. Но…

Примешь ли ты, милый, мой мир?

Должно быть, по выражению моего лица Дин понял, что все неоднозначно.

— Ты не против, но что-то мешает?

Милый, ты не видел ту меня, что вышла из леса. Всего лишь другая одежда, но какими глазами ты посмотрел бы на ту меня? И это сущие мелочи по сравнению со всем прочим…

— Твои родители? Они будут против? Другие родственники, твой князь? Или кто?

Я только вздохнула.

— Ты связана чем-то? Помолвлена? Но это можно решить, я заплачу заклад и решу этот вопрос! Демоны, понимаю, что у меня пока ничего нет, но не беспокойся, я придумаю что-нибудь.

Не знаю, что такое заклад, но, вообще, он у меня отважный до безрассудства! "У меня ничего нет, но я придумаю что-нибудь!" Я улыбнулась.

— Или… — он нахмурился, добавил враз севшим голосом, — я ведь помню, что ты не добровольно согласилась на свадьбу. Та хочешь уйти — совсем? От меня?

Я быстро покачала головой и сделала движение пальцами, как будто пишу. Помнила прекрасно, что бумагу и чернила мы с собой не брали, Но, может, здесь можно найти?

— Да-да, конечно, — Дин кинулся к сумке и извлек оттуда несколько сложенных листов бумаги и — о, Провидение! — огрызок карандаша, на который я изумленно уставилась, чуть ни забыв про все прочее.

Еще бы. Я мучилась с пером и чернильницей, в то время как здесь есть карандаши! Карандаш этот был гладкой деревянной палочкой толщиной в мой палец, и грифель внутри тоже был непривычно толстым и слишком мягким, и напоминал карандаши для рисования, которые я видела у Славки, младшего сына дяди Гоши, они продавались только в магазине для художников. Но, тем не менее — это был карандаш.

Кое-как, может быть, с ошибками, я написала: "Тебе будет трудно". Он перечитывал, судя по времени, не раз, словно искал какой-то подвох — я уже подумала, не перепутала ли все буквы, может, это и прочитать невозможно?

— Мне — трудно? Ну и что? Не понял, любимая, ты просто беспокоишься о том, что мне будет трудно? — он недоверчиво засмеялся, как будто сомневаясь, что я именно это написала. — Просто — трудно? Или ты имеешь в виду какую-нибудь особенную опасность? С той стороны Дверей сидит дракон и поедает всех иномирцев? Или еще что-то в этом роде?

Я качнула головой — не так категорично, разумеется, никаких драконов. Хотя кто знает, не покажется ли ему кое-что опаснее этих зверюг?

— Любимая. Ты просто говоришь о трудностях, да? Демоны. О таких, которые испытала ты сама, попав сюда? Потому что все чужое? Только это? Глупенькая, какая ерунда. Да трудно и должно быть, как без этого? Я и не ждал, что мне будет легко, в этом мире тоже. Иначе сидел бы до старости в Кере. Но ты будешь моя? Ты не жалеешь, что ты моя? Тогда я ничего не боюсь. Я не отпущу тебя одну, я не могу, — шептал он мне на ухо, крепко обнимая и касаясь моей щеки свой, немного колючей — да какая разница, я стояла бы так до утра, и твердила бы: да, да, да, пойдем со мной, мы справимся, я же смогла, и ты сможешь, я помогу, и ты справишься, но я не хочу уходить без тебя!