Книга Танцующий в темноте, страница 149 – Т. Л. Мартин

— Гребаное дерьмо.

Я останавливаюсь на пороге, прижимая предплечье к бровям. Мышцы напрягаются, в ушах звучит низкое гудение, сливающееся с песней из прошлого. Пока солнце не село, за последние десять лет я почти не выходил на улицу, не говоря уже о полностью освещенной комнате.

Я не могу выносить, как это воздействует на мою голову.

— Пойдем, Лукас. Окунись в наш взрыв из прошлого.

— Выключи этот гребаный свет, — рычу я, легкая испарина выступает на коже.

Секунду спустя комната погружается в полумрак, и я опускаю руку.

Что это, черт возьми, такое?

К колонне приковано тело, голова низко опущена, но я не могу понять, что это за ящики перед ним. Я подхожу ближе, щурясь на светловолосую девушку, которую я смутно узнаю, ее щеки мокрые, дрожащие пальцы вцепились в прутья ящика. Когда мой взгляд перемещается на ящик рядом с ее, в груди стучит так сильно, что вот-вот разорвет мою гребаную кожу.

Эмми сидит, свернувшись калачиком. Ее руки связаны за спиной, а голова наклонена к коленям. Она раскачивается взад-вперед, ее мягкое напевание синхронизировано с песней.

Рычание прорывается сквозь меня, когда я бросаюсь вперед и дергаю дверь, но слишком знакомый висячий замок не дает ей сдвинуться с места. Я крепче сжимаю дверь, и ее слабый цветочный аромат ударяет мне в ноздри. Этот запах заставляет меня замереть. Я наблюдаю за ее медленными движениями вперед и назад, за ее длинными волосами, покрывающими большую часть тела, и на секунду я не могу дышать. Ее напев проникает в уши и тяжело отдается в груди. Я стискиваю челюсти, пытаюсь отвернуться, но моя шея слишком затекла.

Это не может быть она.

Это не она.

Я убил ее.

— Спроси у ее сестры, — слова Райфа тихие и насмешливые.

Я прыгаю прямо в его скользкие руки, но все равно бросаю взгляд на ящик рядом с ней. Блондинка расширяет глаза, переводя взгляд с меня на Райфа.

— Давай, — говорит ей Райф. — Скажи ему, кто твоя сестра на самом деле.

— Райф, закрой свой гребаный рот.

В комнате воцаряется тишина, ничего, кроме напевания Эмми и воспроизведения песни в цикле.

— Фрэнки. Объясни.

Она качает головой.

— Я не знаю… я не знаю всего…

— Начни с того, что ты действительно знаешь. Не пропускай ничего.

Ком подступает к ее горлу. Она переводит взгляд на Эмми, затем снова на меня. Ее взгляд скользит вниз к моему сжатому кулаку, сжимающему ящик.

— Хорошо, — шепчет она. — Хорошо.

Я киваю, моя челюсть стучит сильнее с каждой секундой, пока она молчит.

— Мне было десять, когда появилась Эмми. Я не знаю, я этого не понимала. У нее не было имени, но мужчины, которые привели ее к нам, сказали, что она мамина племянница.

— Какие мужчины?

Ее глаза увлажнились.

— Я же сказала тебе, я не знаю. Клянусь. Они были хорошо одеты, настоящие профессионалы. Они помогли ей получить кое-какие документы, и следующее, что я осознала, это то, что она стала частью нашей семьи. Мама не говорила со мной об этом, а Эмми вообще не говорила, но моя соседка Бетси сказала мне, что у мамы когда-то была сестра. Я не знала о ней. Она сказала, что мамину сестру удочерили, и что она была чем-то зловещим. Никто не говорил о ней.

Раздраженное ворчание подступает к моему горлу.

— Что случилось с Эмми?

— Ну…

Она сглатывает, опускает взгляд в пол.

— Мама сказала… она сказала, что Эмми нужно очиститься от своего прошлого и от ее собственной мамы. После прихода священника она рассказала Эмми все о своей нынешней жизни, сказав ей, что это единственная жизнь, которая у нее когда-либо была. Она пыталась заставить Эмми повторить ее новое имя, сказать ей, что она понимает, что я ее сестра, а она ее мама, но Эмми… она не сказала ни слова.