Книга Лжец, лжец, страница 100 – Т. Л. Мартин

Апельсинового сока сейчас нет.

Прошло меньше двадцати минут с тех пор, как закончился самый болезненно неловкий ужин в мире и Бриджит ушла на неотложную терапию со своим массажистом. Для Истона нормально притворяться, что меня не существовало, когда присутствовали другие, но что ненормально, так это то, что Винсента нет дома всю неделю, а Бриджит прилагала реальные усилия, чтобы казаться внимательной матерью по отношению к своему сыну. Она задавала вопрос за вопросом, все они были стандартными: Как прошел твой день?

На каждом из них она заикалась, как будто говорила на свинячьей латыни. Возможно, так оно и было. Я никогда не слышала ни слова о ее родителях. Интересно, насколько они отсутствовали в ее жизни.

Закусив губу, я взяла апельсиновый сок, закрыла холодильник и поставила упаковку на столешницу. Я открыла шкафчик, хмурясь при виде того, что все стаканы стояли на верхней полке, и потянулась до кончиков пальцев ног. Пытаясь дотянуться до чашки, я разочарованно вздохнула.

Ну, это чертовски нелепо. Как Мария вообще затащила это сюда? Лестница?

Я замерла, когда тепло коснулось моей спины и послало легкую дрожь по позвоночнику. Бицепс Истона коснулся моего плеча. Его запах, тепло и присутствие обволокли меня и крепко сжали.

Он без усилий схватил стакан, и у меня перехватило дыхание на прерывистом выдохе. Отойдя от меня, он поставил его на столешницу с тихим постукиванием. Я оглянулась на него, встретила непроницаемый взгляд, и он медленно пододвинул чашку ко мне. Это казалось бесконечным — тихое скольжение стекла по мрамору и его пристальный взгляд на мне.

Мое сердце остановилось.

Пробудилось к жизни, а затем снова остановилось.

Я пыталась дышать, но в его близости мои легкие разбиты, проколоты, я в отчаянии. Его волосы растрепаны больше, чем обычно, а черная толстовка с капюшоном подчеркивала темные тени под глазами.

Я облизала пересохшие губы, в горле так же пересохло.

— Ты забыл сегодня свой апельсиновый сок.

Мой апельсиновый сок.

Ты забыл меня.

Его горло поднялось и опустилось, ответ тихий, но болезненно четкий.

— Я ничего не забыл.

Ой.

Глупые слова укололи и вывернули наизнанку. Но в то же время его голос сочетался с грубой гранью разбитого сердца в его глазах — они проникали глубоко внутрь меня, будоража что-то чужеродное под раной. Это слой надежды, всплывающей на поверхность, мутной и сюрреалистичной. Надежда на то, чего я никогда не думала, что смогла бы иметь. Что-то постоянное. Непоколебимое. Потому что не знала, что кто-то мог так глубоко сочувствовать мне, чтобы его сердце было разбито.

Мой пульс стучал в ушах. Я открыла рот, и его взгляд опустился на мои приоткрытые губы. Прежде чем я успела что-либо сказать, его челюсть сжалась, он повернулся и ушел.

Я оцепенело смотрела, как он собирал свои книги, запихивая все в рюкзак. Он перекинул сумку через плечо, остановился и повернул голову ко мне, но не настолько, чтобы встретиться со мной взглядом.

Сделай это, — мне хотелось закричать.

Посмотри на меня.

Поговори со мной.

Останься со мной.

Он прочистил горло, повернул голову и вышел из комнаты.

Мои пальцы сжались по бокам, гнев и боль захлестнули меня горячими, калечащими волнами. Мой желудок свело, глаза горели. Он нужен мне. Мне нужно его внимание, как мне нужен мой следующий вдох.