Книга Грех и шоколад, страница 139 – К. Ф. Брин

Донован уставился на свои руки и поежился. Волосы его встопорщились еще больше. Он чувствовал присутствие Фрэнка.

– Да. Он уже там.

– Неужели? Он так уверен, что я приму его предложение?

– А у тебя есть выбор? – Донован пожал плечами. – Оно всем выгодно. Почему же тебе не принять его?

– Ой, не знаю, может, потому, что он манипулирует мной? Потому что пытается загнать меня в ловушку, чтобы я дала ему то, что он хочет?

– Если хочешь победить игрока, сперва нужно научиться играть, – ухмыльнулся Донован.

Я прищурилась:

– Пни его еще разок, Фрэнк.

– С удовольствием, – Фрэнк потер руки.

Я развернулась и зашагала прямо по газону к машине.

Место встречи находилось недалеко, на утесах над океаном. Я припарковалась как можно ближе, рядом с его блестящим «Феррари», отчаянно нуждавшемся в царапине ключом вдоль всего бока и нескольких яйцах на капоте, после чего потопала по холму к кирпичной стене, отгораживающей магическую зону. Мощеная дорожка сменилась грунтовой тропой, а дальше, за деревьями, вдоль крутого обрыва, потянулась песчаная.

Ограда из ломаных (по большей части) досок и проволоки сильно накренилась, предостерегая людей и собак от приближения к краю утеса. Некоторые секции забора отсутствовали вовсе, другие свисали с обрыва – и падали по мере разрушения скалы.

Неподалеку в лучах послеполуденного солнца сверкала серебром не-магическая изгородь. Поверх нее тянулись кольца колючей проволоки, а на уровне груди висели небольшие белые таблички: надписи было не разглядеть, но я знала, что они предупреждают о высоком напряжении и опасности для жизни при прикосновении к забору.

Я сверилась с присланной Кираном картой и проследовала к изгибу утеса, через убогую рощицу исхлестанных ветром деревьев. Туфли утопали в песке, холодный океанский бриз жалил щеки. На опушке передо мной раскинулся синий мир: мир воды, простирающийся от края до края. Холодное серое небо сливалось вдали с океаном.

Посреди ровной площадки, с которой открывался этот величественный вид, стояла скромная зеленая скамейка. В десяти шагах от нее земля резко обрывалась, и никакой забор не отгораживал от созерцателя бесконечный простор земли и небес.

На этой обветренной скамье сидел Киран, сидел сгорбившись, как будто его широкие плечи были слишком тяжелы для него. Собственно, так и было. Рядом с ним стояла его мать, положив руку ему на плечо и глядя вместе с ним на море. Воспоминания об утраченном терзали его разум.

Весь мой запал, разочарование, ярость – все улетучилось в один миг. Сердце мое сжалось.

Я видела перед собой горюющего ребенка. Человека, раненного потерей. Сына, раздавленного поступками отца и страданиями матери.

Я вспомнила, как потеряла свою мать. Вспомнила тот звонок из больницы, вспомнила, как почувствовала, как мир вокруг меня рушится. Я хотя бы могла помочь ей перейти на ту сторону, а Киран оказался совсем беспомощен. Я видела это по его поникшим плечам, и могла бы поспорить, что лицо его сейчас измято морщинами.

Я стала свидетелем его личного Ватрелоо, его Вьетнама. Он видел меня в том же положении, когда наблюдал, как я пытаюсь купить то одеяло.

Он просил о выходе из положения – в обмен на выход, который предложил мне.

Слезы застили мне глаза, все вокруг словно плыло, и тут его мать повернулась ко мне. В ее наполненных печалью глазах было больше мольбы, чем в любых словах.