Книга Мечты о морозе, страница 119 – Келли Сент-Клэр

Быстро, резко, без раздумий.

Я выпрямляюсь и снова смотрю на тяжёлую чёрную вуаль, закрывающую моё лицо. Под этим жалким кусочком материала скрывается лицо, которое я, одновременно, жаждала и боялась увидеть. Эта ткань похожа на башню, в которой я была заперта в течение десяти лет своей жизни.

Пришло время стать свободной.

Дрожащей рукой я хватаюсь за край грубой ткани и с глубоким вздохом срываю вуаль.

Мир не подвластен времени, пока я смотрю на невозможное зрелище, передо мной.

У меня голубые глаза.

Мой заторможенный ум пытается понять, что это значит. У Кедрика были голубые глаза, как и у Джована, Фионы, Джеки, всех делегатов. У всей ассамблеи.

На Гласиуме у всех голубые глаза, но у Солати… у них карие, зелёные или серые глаза. И никогда — голубые. У моей матери были карие глаза, как и у моего отца.

Я смотрю на них и хочу, чтобы они изменились, стали карими, как у моих братьев. Но они остаются прежними. Яркого, разрушительного, проклятого голубого цвета.

Заторможенная часть моего разума улавливает это, и в одно мгновение всё, что я знала, истины моей жизни, что у меня есть братья, что я Солати, испаряются, как капля воды на горячей земле.

Мои глаза принадлежат Бруме.

Я — Брума.

ГЛАВА 29

Так много мыслей проносится в голове. Я не могу быть Брумой, я рождена в Осолисе.

Так вот почему я носила вуаль всю свою жизнь. Так и должно быть. На моём лице нет ничего неправильного, кроме этого. Любой, кто увидел бы меня в Осолисе, узнал бы об этом. Я зажмуриваюсь, испытывая облегчение, когда оскорбительные голубые глаза исчезают из моего поля зрения. На самом деле я ничего не знаю о времени, связанном с моим рождением, только то, что мне рассказали. Очевидно, ложь.

Либо моя мать не была моей матерью, либо мой отец не был моим отцом. Или это может быть какой-то странный врождённый дефект? Мысль о Татум, взявшей ребёнка, который не был её, была такой же нелепой, как и мысль о том, что у неё был секс с Брумой. Возможные варианты нагромождаются друг на друга в моём сознании, накапливаясь и раздавливая меня под собой. За мгновение до того, как потерять контроль, я упираюсь руками в стену и сосредотачиваюсь на каменной текстуре под ними.

Были ли Оландон и близнецы моими братьями? Был ли у меня кто-то в этом мире? Не удивительно, что Король отреагировал с таким ужасом. Моя мать обманывала два мира, держа это в тайне. Народ не поддержит это.

Я снова открываю глаза, и моё дыхание становится прерывистым. Я больше не могу смотреть на это зрелище, сокрушающее сердце. Я опускаю вуаль и, спотыкаясь, отступаю назад. Бортик ванны упирается мне под колени, и я подаюсь вперёд, чтобы не упасть. Раскинув руки в стороны, я врезаюсь в зеркало, и громкий треск пронзает ванную комнату, как нож.

Я стою на коленях, упершись руками в пол, когда распахивается дверь. Группа моих стражников врывается в дверь и опускается рядом со мной.

Фиона проталкивается через них.

Мой язык тяжёлый и онемевший.

— Мне жаль, — глубоким голосом говорю я.

Фиона останавливает меня и заставляет встать, чтобы осмотреть мои руки и ноги. У меня порезы на всех предплечьях, от того, что я пыталась защитить лицо. Дамы восклицают по этому поводу и велят стражникам спустить меня в гостиную, где они смогут вытащить стекло. Проблема в том, что мои ноги трясутся слишком сильно, чтобы идти.