Книга Хозяюшка Покровской крепости, страница 13 – Талия Осова

В другом ларе обнаружилась зимняя одежда и обувь. Добротный белый овчинный тулуп был свёрнут в рулон и аккуратно переложен полынью. Несколько шкур лисьих хорошей выделки, тюк с шерстью. Мех переливался в лучах заходящего солнца.

"Это от мышей или моли?" - сдвинула чуть в сторону сухую траву и не могла вспомнить для чего именно применялось это запашистое и горькое растение.

Дома чаще всего бельё и одежду перекладывала саше с лавандой или мятой. Их запах лучше всего отпугивал этих небольших насекомых, относящихся к отряду чешуекрылых, и запах был более нежный и приятный.

"Хотя.., откуда здесь взяться лаванде или мяте?"

Меховые унты сверху изготовлены из чёрной шкуры непонятного животного, а низ из толстой грубоватой кожи. Такая обувь в самый раз для холодной погоды.

"Выходит что из знатных господ наш лекарь", - определила из увиденного. - Как-то быстренько я приняла себя в данной действительности и уже считаю себя частью её".

Ожидала скорее обнаружить обычные сапоги, бурки, кожаные постолы или валенки, а не настолько добротную и богатую обувку. Крестьяне в средневековье, вообще, круглый год ходили только в одних лаптях и другую обувь не могли себе позволить. Из подручного дармового материала гораздо проще и быстро при определённых навыках что-то сплести себе на ноги, чем купить. Деньги не у всех имелись, да и цена "кусалась".

«Эх! А у меня и лаптей нет», - в очередной раз посетовала на свою нищету.

Больше ничего интересного в сенях не было, поэтому прошла дальше в избу. Над полатями и на столе я всё рассмотреть уже успела. Так что сразу направилась к дальней стене, меня прямо тянуло к огромным «ящикам».

Свои лекарские сборы, мази, примочки и прочее барахло дядька Михаил хранил в двух сундуках. С большим трудом удалось их открыть. Огромные бутыли из тёмного стекла с притёртыми крышками стояли особняком в отдельной деревянной коробке. Названия были написаны на пожелтевших этикетках по-латыни и крепко приклеены на пузатые бока.

«Хорошо, что читать умею, хотя все эти лишние буквы вгоняю в ступор».

Печатное начертание с горем пополам ещё прочесть можно, а вот с прописным - беда. Разобрала по надписям лишь малую часть: крупные фрагменты коры хинного дерева, коричневые кусочки и крупинки опиума, жёлтый яркий порошок серы, бело-серые соединения ртути и свинца, но с цветом могла и обознаться из-за цвета стекла. С трудом различила медь, фосфор, мышьяк и сурьму. Серная и соляная кислоты дополнительно были обмотаны тряпицами. Мелкие кувшинчики даже побоялась брать в руки. Их около двух десятков стояло в небольшом лукошке с опилками.

"Уголок юного алхимика", - промелькнуло в голове.

Белену, спорынью и чемерицу выхватила взглядом только из-за наличия продублированных названий на русском языке. Остальное содержимое осталось для меня загадкой. В отдельных мешочках содержались различные травы, но кроме ромашки и пижмы ничего опознать не смогла.

Отдельно хранились инструменты в чехлах. Узнала пилы с различными зубьями, молотки, пинцеты, крючки, иглы и ножи, а остальные приспособления мне были не понятны. Эта коллекция больше напоминала не хирургические инструменты, а приспособления для пыток инквизиторов или маньяков.

"Лучше совсем не болеть", - сделала для себя вывод.

В Российской империи только-только получало развитие собственное медицинское дело. При Московском университете уже вовсю работал медицинский факультет и студенты активно практиковались на базе Московского генерального госпиталя. Делались первые самостоятельные открытия в различных областях медицины. Петербургская Академия наук уже могла похвалиться первыми важными достижения в области эмбриологии, анатомии, закладывалась военно-санитарная медицина России. Читались лекции по теоретической и клинической медицине, физиологии, патологии, химии и веществослови с фармацией, анатомии, хирургии и общей терапии. Активно работала медицинская школа при Санк-Петербургском сухопутном госпитале и набирала лекарских учеников.