Книга Чернила, страница 20 – Эмма Хамм

— Я слышала пистолет.

— Никто не мог это слышать, — проворчал он, касаясь места, где угасла линия. — В доме толстые полы.

— Может, я все равно шла с тобой поговорить, Букер? — она опустила ладонь на его ладонь. — Я думала, ты уже не делаешь татуировки.

— Я всегда делаю татуировки.

— Не так, — она сжала его пальцы. — Ты ни за кого не ручался с начала цирка. Ни разу.

— Ах, вот чего ты хочешь.

— Думаю, об этом важно поговорить. Ты не можешь сделать ее фриком. Мы с Фрэнком уже сказали, что не хотим медиума в цирке. Это не представление, и мы не установим ей кабинку для гаданий.

— Она и не будет в кабинке, — он не хотел, чтобы она была там, где он ее не видел. Хоть он не мог объяснить странное чувство.

Букер не любил защищать людей, которых не знал. Он заботился о других циркачах, потому что они были семьей. Он все сделал бы для них, как для мальца. Но это не означало, что он так относился к чужакам с улицы.

Эта девушка? Он не мог это объяснить. Что-то в ней заставляло его сердце биться чаще, а страх — бурлить в груди.

Она не могла о себе заботиться. Может, в этом было дело. Все в ней было хрупким и крошечным. Он не хотел, чтобы она так ходила по миру.

Букер покачал головой и вонзил иглу чуть сильнее, чем нужно, в предплечье.

— Она просто ребенок, Эви. И все.

— Не ребенок. Все в ней увидят красивую женщину, у которой была тяжелая жизнь.

— Что? Переживаешь из-за того, что я с ней сделаю?

Эвелин раздраженно выдохнула.

— Букер.

— Звучит так.

— Я вижу, что ты делаешь с собой, и я не представляю, как ты делаешь это с кем-то еще. Прошу, скажи, что ты не собираешься делать на ней татуировки.

— Я еще не знаю, что делать, — но ему нужно было что-нибудь придумать, и быстро. Другие артисты не дадут ей оставаться тут долго. Это было опасно для всех.

Татуировки на ней? Та белая кожа не видела раньше иглы. Девственная кожа.

Боже, он затрепетал от одной мысли. Игла на его руке соскользнула и чуть не прорезала крыло дракона, обвивающего его руку. Он не должен был так думать.

Но теперь думал.

Она хорошо перенесет боль? Вряд ли. Он видел, как женщин татуируют раньше, когда его еще окружали убийцы и воры. Они думали, что стиснут зубы и вытерпят это, но даже у взрослых мужчин были проблемы.

Женщины терпели пару минут. Они держались, но боль ударяла по ним. Боль настигала всех в конце.

Она будет дрожать в кресле, может, даже умолять его остановиться, потому что не хотела продолжать. Но если она хотела быть фриком в цирке, ей нужно выступление. Ей нужно было делать что-то на сцене, а не сидеть в кабинке.

Чем больше он думал об этом, тем вероятнее было, что он сделает ей тату. Вся та кожа была его. Каждый дюйм чистоты ее тела, где кожа была страницей, на которой Букер мог написать историю. Новую историю. Ту, что сделает ее сильнее, чем раньше.

— Я знаю этот взгляд, — прошептала Эвелин. — Ты собираешься это с ней сделать?

— Ей нужно убежище.

— Это не означает, что мы должны им стать. Ты можешь отпустить ее.

Он много раз отпускал. За годы Букер ясно дал понять, что ему плевать на других. Он не видел людей никак иначе, кроме как тем, с чем приходилось иметь дело. Жизнь была не такой важной в огромной схеме вещей, потому что тысяча других жизней заменит одну, которую он забрал.

Но не было никого, как она.