Книга Боевой маг в провинциальном училище, страница 74 – Екатерина Бакулина

Я помню, как едва смогла открыл глаза, а он… Он пришел, сел рядом на табуретку. Чуть неловко поерзал. Такой красивый, прям блестящий… по-военному строгий сюртук, хотя мы не военные и формы не носили… награды на груди. Герой. Наград у него хватало. Он смотрел на меня так тоскливо… тогда мне сначала показалось – это сожаление, жалость, потом так отчетливо стало понятно – брезгливость. Госпиталь – не то место, где можно быть красивой, едва очнувшись после двух недель без сознания, а Гарольд не был готов видеть меня такой – осунувшаяся, серая, круги под глазами, грязные спутанные волосы… Беспомощная. От неловкого резкого движения носом шла кровь.

– Мне сказали, ты выгорела? – сказал Гарольд. Вообще первое, что он мне сказал. И смотрел куда-то чуть в сторону, вроде на меня, а вроде и рядом.

Я с трудом кивнула, шмыгнула носом. Это чуть кольнуло, но на душевные страдания тогда не было сил, только телесные. Голова казалась большим колоколом, в котором носится и гудит ветер…

Отвечать не было сил, язык не ворочался.

– А меня наградили, – сказал Гарольд, выпятил грудь. Награды звякнули.

Я невольно усмехнулась, чуть кривовато, как вышло, и… он всегда был невероятно тщеславен. Но ведь всех наградили. Меня тоже. Мне что-то говорили, когда очнулась, но тогда было все равно, не до наград. И Гарольд обиделся, увидев усмешку, губы поджал. Промолчал, но я словно слышала: «Тебе плевать на мои успехи? Тебе всегда было плевать!» Ноздри дернулись.

– Еще мне работу предлагают в столице, – сказал он. – Так что я уезжаю. Завтра. Очень хорошая работа, такую упускать нельзя. У них… место освободилось, и стоит успеть, пока мир еще не подписан и все не вернулись. А ты… думаю, у тебя тоже все хорошо будет, – он почти через силу потянулся, похлопал по простыне где-то рядом с моей рукой. – Ты же понимаешь, что я не могу больше оставаться с тобой? Не могу тянуть это. Ты ведь тут… Сколько лечение продлится? Месяц? Два? Это только чтобы на ноги встать. А восстановится ли сила – вообще неизвестно. Тут может и годы… а то и выгорело совсем, такое бывает. Не обижайся, но ты же сама все понимаешь, ты ведь всегда была умной девочкой. Из деревни, конечно, но… способная. Подлечишься, устроишься, может… куда-нибудь. Не переживай. У тебя тоже все будет.

Вот это все тогда… он словно списывал меня в утиль. Я ни на что больше не годна.

Я смотрела на него.

Гарольд неловко поерзал на месте снова.

– И вот еще… – сказал он. – Думаю, лучше будет, если ты от меня узнаешь. У меня через месяц свадьба… да… Это ее дядя мне работу предложил… через него. Я не мог отказать. Такие перспективы. А ты… – Он вздохнул и как-то рывком поднялся на ноги. – В общем, вот и все. Я желаю счастья тебе, Ива. Может еще, как-нибудь увидимся. Не унывай.

Он ушел, а я разрыдалась тогда.

Мне и так было плохо, а после этого визита пустота и отчаянье навалились так, что не вздохнуть. После выгорания такое состоянии бывает и само по себе, а тут еще он… Последние слова Гарольда о свадьбе добили меня окончательно. Потом я узнала, что с той девицей он крутил еще до войны, когда я даже представить не могла. И теперь меня бросил. Выбросил. Я никому не нужна. И лучше умереть. Я долго плакала, потом лежала, глядя в потолок.

Наверно, это во многом повлияло на то, что я решила как можно скорее вернуться домой. Я хотела быть кому-то нужной, важной, чувствовать свою значимость. Плевать на силу. Мама уехала… Да, мне в чем-то виделось такое же предательство с ее стороны. Но, справедливости ради, там дело совсем в другом. А я стала помогать деду. Правильно или нет, но это и мне помогло найти смысл жить дальше и прийти в себя. Для полноценной реабилитации, как прошел Морейры, мне тогда не хватило ни мотивации, ни сил. Я чувствовала себя опустошенной. Мне не лечение нужно было, а немного другое. Возможно, я затянула с этим, но именно тогда все было правильно.