Книга Миланская Роза, страница 45 – Звева Казати Модиньяни

— В тот день, когда женщина попыталась меня грубо соблазнить, — ответил он, словно открывая ей великую тайну.

— И такая мелочь повлияла на вас? — спросила, улыбнувшись, блондинка.

Улыбка ее вовсе не украсила.

— Вы считаете это мелочью? — произнес Санджорджо. — Знаете, она очень походила на вас…

Галеаццо и Лилиан страшно перепугались, опасаясь последствий подобной реплики.

— А когда вы были маленьким, вы предпочитали играть с девочками или с мальчиками? — спросил журналист, видимо изучивший тесты в «умных» журналах.

— Играл я с девочками, — не задумываясь ответил Сильвано, — а распутничал с мальчиками. Я прославился своим умением вырезать платьица для кукол из тетрадных листов и старых газет. Я их сшивал красной ниточкой и украшал бантиками.

— Похоже, платьица определили вашу судьбу, — заметила хорошенькая брюнетка.

— Пожалуй, да, — согласился Санджи.

— Эксперты утверждают, что ваши последние коллекции не столь блестящи, — вмешалась блондинка, готовая ринуться в атаку.

— Когдя я делал первые шаги в мире моды, эксперты даже не хотели замечать, что Санджорджо существует. Однако вот он я, стою перед вами.

Блондинка наседала:

— Дик Бредли, ваш знаменитый калифорнийский коллега, утверждает, что значительная часть клиенток, одевавшаяся у Санджи, теперь перешла к нему.

— Меня всегда поддерживала уверенность в том, что ни в Штатах, ни в других странах коллег у Санджи нет. Но, конечно, я не могу помешать появлению неумелых подражателей.

Публика восхищенно зааплодировала. Потом, как в черно-белом кино, толпа вдруг оживилась и задвигалась. Вышколенные официанты разливали шампанское и ликеры, а Санджи, завершив пресс-конференцию, переходил от одной компании к другой, пожимая руки и расточая улыбки. В последний раз он появился на фоне оборудования для салона ультрасовременного воздушного лайнера. Сильвано Санджорджо ошеломил американскую публику и вошел в легенду.

Санджи без сил рухнул на диван. Он был измучен, но вполне доволен собою. Он находил себя неподражаемым. Может, в деле и удастся кому-нибудь превзойти его, но в лицедействе — никому. Театр был у него в крови: не стань он модельером, с успехом выступал бы на сцене. Он бросил вызов своим конкурентам, потчуя публику из севрского фарфора вульгарной похлебкой, чего, собственно, все и жаждали.

— Этот парень многого добьется, если его прежде кто-нибудь с отчаяния не убьет, — говаривал отец Сильвано. — Он умеет терпеть, добиваясь желаемого. Он хочет, чтобы его заметили. И ради этого готов на любые жертвы.

Потом старик Санджорджо, единственный человек, пытавшийся понять сына, пристрастился к бутылке, что и погубило его. Он умер в канаве, напившись вдрызг, холодной зимней ночью. Перед смертью он обратился с длинной речью к луне и исполнил старинную песенку «Далеко, далеко за морем, прекрасные розы цветут…». Он был не так уж стар, старик Санджорджо, и умер, жалея, что не успел сделать сына удачливым торговцем кроликами и деревенским донжуаном, который мог бы достойно продолжить традиции отца, не раз доводившего до слез мать.

— Ну, как прошло? — спросил Сильвано у Галеаццо Сортени.

Тот ни на минуту не оставлял его, как секундант боксера после решающего поединка.

— Ты вошел в историю, — ответил Галеаццо, зажигая сигарету.

— В хорошем или в плохом смысле? — встревожился Сильвано.

— Любая реклама хороша, — успокоил его друг. — Завтра о тебе заговорят. А нам это нужно, поверь мне, — заключил Галеаццо, выпуская облачко ароматного дыма.

Санджи заложил руки за голову и с облегчением вздохнул.

— Гнусная была драка, — заметил он.

— Но ты ее провел мастерски, — улыбнулся Сортени, наливая виски.

Сильвано с удовольствием отпил из большого стакана и продолжил, взяв сигарету:

— Журналисты копаются в чужой душе с экзальтацией фетишистов, которые ищут в корзине с грязным бельем то, что их больше всего возбуждает.

Галеаццо зажег другу сигарету и постарался сменить тему. Он боялся, что после такого нервного напряжения Сильвано начнет слишком жалеть себя.

— Давай выпьем и забудем, — предложил Сортени.

— Мне надо быть поосторожней.

— Что случилось?

— Еще одна болезнь: атрофический гастрит. — Ничто человеческое не чуждо нам, — пошутил Галеаццо.

Вдруг Сильвано, поддавшись приступу ярости, швырнул стакан на пол, разбив вдребезги.

— Идиоты, — воскликнул он, имея в виду журналистов, но перед глазами у него стояло невыразительное лицо блондинки. — Они тебя препарируют, как лабораторную крысу. Вкуса у них столько же, сколько у ротного старшины. Казарменное хамство и наглость. Налепят на тебя клеймо, и все!

Чувствовалось, что он очень устал.

Санджи подошел к окну и увидел Рауля. Юноша, необыкновенно элегантный в костюме для тенниса, направлялся на корт. Ему навстречу шли две девушки; пройдя мимо, они невольно оглянулись. Мальчик выглядел совершенно неотразимым.

— Он даже на твою пресс-конференцию не соизволил прийти, — заметил Галеаццо, возившийся около бара со стаканами, бутылками и льдом. — Впрочем, он терпеть не может эти церемонии, — добавил Галеаццо, протягивая Санджи другой стакан.

— Конечно, — грустно согласился Сильвано.

— За твое здоровье, — произнес Галеаццо.

— За наше здоровье, — наконец улыбнулся Санджи. — Ты — настоящий друг.

— Стараюсь, — ответил Галеацци, усаживаясь на диван. — Кстати, что думаешь насчет сегодняшнего вечера? Лилиан дает ужин в твою честь.

— Не хочу никого видеть, — ответил Сильвано.

Он стоял у окна, высматривая Рауля.

— К сожалению, такой роскоши мы себе позволить не можем, — заметил Галеаццо.

В голосе его звучало участие, но говорил он решительно. Галеаццо чувствовал, что у Сильвано вот-вот начнется приступ жестокой головной боли.

— Так в чем проблема? — спросил Санджорджо, поставив на стол стакан и бросая в пепельницу недокуренную сигарету.

— Публика на вечере у Лилиан необходима, как оливка в мартини, — объяснил Галеаццо. — И тебе это прекрасно известно.

— Ты выражаешься как реклама: ясно и убедительно, — заключил Санджи. — И все пройдет хорошо.

— Может, поговорим? — предложил Галеаццо.

— О чем? Вновь повторять одно и то же?

— Иногда такое помогает…

— Еще раз сказать, что я влюблен в Рауля и несчастен?

— И это тоже. Повторение успокаивает нервную систему. Признайся, что по-своему ты влюблен и в Лилиан. Я знаю, ты от нее ни за что не откажешься…