Книга Миланская Роза, страница 82 – Звева Казати Модиньяни

Носила она ребенка легко: исчезли боли, прекратились головокружения. Никакой тошноты, никаких мигреней. Она в жизни никогда себя так хорошо не чувствовала. Она даже не могла испытывать ненависть или отвращение.

Огромный живот мешал двигаться и дышать, но она с удовольствием гуляла на солнышке и разговаривала со своим сыном, с живым свидетельством ее незабываемой любви.

Несколько месяцев назад Розе пришлось сообщить родным о своей тайне. Она постаралась найти для каждого подходящие слова. В семье ее так любили и уважали, что никого не оскорбило появление ребенка. Джулио и Альберто, догадываясь о ее драме, особенно заботливо относились к матери. Пьер Луиджи, которого очень беспокоил роман сестры, возблагодарил небо за то, что она покончила с этим американцем.

— Ребенок должен носить имя Летициа, — сказал Пьер Луиджи Коррадино. Брат Руджеро недолго колебался и согласился:

— Он будет носить имя Летициа.

Договорились, что Коррадино усыновит ребенка, и с тех пор никто в семье никогда не упоминал о Ричарде Тильмане, никто не прислушивался к сплетням, что гуляли в миланских гостиных.

Аличе, хорошенькая белокурая девчушка, дочь доктора Джордано Д'Урбино, нередко проводила день-другой на вилле в Имберсаго. Вот и сейчас малышка бежала по тропинке навстречу Розе и гордо протягивала ей букетик белых маргариток.

— Красивые, правда? — спросила девочка.

— Очень красивые, — улыбнулась Роза.

— Я вам дарю!

— Спасибо, дорогая.

Роза с трудом наклонилась и поцеловала девочку.

— Пора обедать, — сказала она, взяв малышку за руку, — нас ждут.

Они тихонько пошли по тропинке вниз. Аличе, догадываясь, что Розе тяжело идти, заботливо поддерживала ее.

— Осторожней, тут камешек! Подождите, я ветку уберу, — звенел детский голосок.

Аличе еще не исполнилось и шести лет, а вела она себя как особа, умудренная опытом.

Роза с удовольствием включилась в игру.

— Думаю, мне без тебя было бы очень трудно, — сказала она девочке.

— Знаю, — серьезно ответила Аличе. — Папа говорит, беременной женщине нужно быть очень осторожной. Ей нельзя падать.

Роза вдруг остановилась и улыбнулась. Ребенок забил ножкой, словно резвился с матерью, и это ощущение доставляло ей наслаждение.

— Вам плохо? — забеспокоилась Аличе.

— Нет, это малыш двигается.

— Как двигается? — удивилась девочка.

— Ножкой бьет. Хочешь послушать?

Аличе неуверенно протянула ручонку, и Роза приложила ее к тому месту, где ощущала удары. Девочка тут же отдернула руку, словно случайно задела птенчика.

— А вам не больно?

— Нет, мне приятно. Аличе вытаращила глаза и недоверчиво наклонила головку.

— А как он попал к вам в живот? — спросила девочка.

— Узнаешь, когда станешь женщиной. И когда у тебя будут собственные дети.

— А может, мне не понравится ребенок, который брыкается? — сказала Аличе, разглаживая шотландскую юбочку.

— Пока еще рано говорить, — возразила Роза. — Вот вырастешь, тогда посмотрим. А теперь пойдем, — и она взяла девочку за руку.

Когда-нибудь она будет гулять по этой тропке вместе с сыном. И при этой мысли Роза почувствовала себя счастливой. Уже сейчас ребенок помогал ей уверенней смотреть в будущее.

Там, где тропинка расступилась, они вышли на площадку. Отсюда виднелась вилла и основание холма, обнесенного четырехкилометровой стеной. За оградой до самого горизонта простиралась территория охотничьего заказника.

— Кто-то едет, — сказала Аличе, показывая на два больших черных автомобиля, въезжавших в парк.

— Ох, а я о них совсем забыла, — вздохнула Роза. — Надо торопиться. Сегодня у нас гости.

После плотного завтрака Роза с наслаждением опустилась в удобное бамбуковое кресло, а служанка подвинула ей под ноги скамеечку.

— Мы очень заинтересованы в сотрудничестве с вами, — обратился к Розе полковник Дитмар фон Манштейн.

У полковника было приятное, располагающее лицо, темные волосы, любезный голос. Он выглядел моложе своих сорока пяти, и ему очень шел мундир люфтваффе. Благородное происхождение сказывалось в аристократической сдержанности его манер. Все говорило о том, что полковник — человек образованный и утонченный.

— Мы готовы снабдить вас всеми нужными материалами и оказать техническое содействие, — добавил фон Манштейн. — «РЛ-79» станет одним из лучших двухмоторных самолетов в мире.

— И тогда его включат в те эскадрильи, что бомбят Лондон? — спросила Роза.

— Это будет решать командование, — сказал Манштейн, уходя от прямого ответа.

— Вы, синьора, очень любопытны, — неучтиво вмешался второй немецкий офицер.

Несмотря на свою заметную внешность, Фриц Эггер позволял забыть о своем присутствии. Он был, видимо, молод, но светлые, белые, почти как у альбиноса, волосы не давали определить его возраст. Бесцветные холодные с красноватым отливом глаза напоминали острые, но невыразительные глазки лабораторных мышей. Такое сравнение пришло на ум Розе.

— Да, пожалуй, любопытство — один из моих недостатков, — простодушно призналась она. — Но, поверьте, я задала чисто деловой вопрос.

— Ни на минуту не сомневаюсь, — ответил полковник.

Раскаленный диск солнца уже садился, оттеняя яркость цветов и зелень деревьев.

— Конечно, нам хотелось бы знать, с кем мы будем сотрудничать, — сказал майор Эггер, подходя поближе к Розе.

Его гигантская фигура и профиль стервятника наводили на женщину страх. Ребенок в животе задвигался, будто испугался этого кошмара.

— Я не понимаю вас, — сказала Роза, переводя взгляд с одного немца на другого.

Ей казалось, что полковник в форме выглядит куда человечней майора в штатском.

— Ну, например, мы хотели бы знать, кто будет принимать участие в совместном проекте… — намекнул Эггер.

— Что знать?

— Все, — уточнил майор, располагаясь в кресле. — Все — жизнь, смерть и деяния, — неловко пошутил он.

Эггер вытащил из кармана кожаный портсигар и протянул его хозяйке дома.

— Нет, спасибо, — отказалась Роза и, увидев, что немец поднес ко рту сигарету, торопливо добавила: — Моему ребенку дым тоже не очень нравится.

— Понимаю, — ответил Эггер, убирая сигарету.

Дитмар фон Манштейн смотрел на своего соотечественника так, как принц мог бы смотреть на конюха. Не видя в упор. И это аристократическое высокомерие очень задевало майора. В присутствии надменного аристократишки и этой высокомерной дамы, обладавшей к тому же богатством, он чувствовал собственную ущербность. А ведь они оба были у него в руках; при желании он мог заставить их трепетать перед ним. В Италию Эггера направило центральное управление безопасности, включавшее в себя СС и гестапо, секретную полицию, контролировавшую как армию, так и гражданские учреждения.