Онлайн книга «Монтана. Уровни. Начало»
|
– Будет с подсветкой! Эту фразу он сказал проходящей мимо жене, матери Ринки. Та бросила на дочь короткий взгляд и поджала губы. – Она похожа на тебя. «А на кого еще я должна быть похожа?» – возмущенно подумала Ринка. Мать всегда недолюбливала её «в отца» генетику. Более тонкокостную, более изящную, более светловолосую. Значит, это папа находил на дочь время, это он проводил с ней часы, укачивал, кормил из бутылочки. Значит, она уже тогда была рядом с ним счастлива. А теперь, лежа в странном, похожем на космическое, кресло, потихоньку вытирала щеки от слёз. Папа кружил её по комнате, смеялся, аккуратно подкидывал – совсем еще крохотная Ринка вторила хохотом. Теперь Ирине смотрела на то, чего вроде бы и помнить не могла, смотрела, как третий персонаж, стоящий в кадре собственного прошлого, у стены залитой солнцем комнаты. И пело от радости сердце. Значит, вот где её лучшие воспоминаний, так решил некий чужемирный код. И не слишком ошибся. Новая сцена: папа и Ринка в зоопарке. Протянутая рука к вольеру с обезьянами – дочка хотела покормить шимпанзе. Но животное схватило её за запястье, потянуло на себя; Ринка стукнулась о решетку носом и разревелась. Почему космические наушники решили, что это воспоминание счастливое? Минутой спустя стало ясно. Отец после целых два часа баловал чадо сахарной ватой, мороженым, танцевал с ней на детской площадке под заводные ритмы аниматоров. Папа-папа… Тогда он работал меньше, тогда хотя бы кто-то находил на неё время. Смена кадра. Эта девочка пришла в школу во втором классе, и её посадили за одну парту с Ирине. Казька. Её звали смешным именем Казимира. Неуклюжую, тощую, но очень подвижную и живую. И эта Казька смотрела на Ирине с восхищением. – Ты такая красивая! Совсем как тогда при этих словах Ринку затопило смущение и счастье. Ощущение себя полноценной, очаровательной, нужной, красивой. Они продружили недолго, всего пару месяцев, и родители Казимиры в поисках лучшего места для жизни переехали вновь. Красивая… Ринка почувствовала, что опять плачет. А после услышала, как всхлипывает на соседнем кресле Лика. Они сняли наушники одновременно, приняли сидячее положение. – Хочешь, уйдем? Что-то плохое? – заволновалась Ринка. – Да нет… Наоборот,… хорошее. Но за сердце трогает очень. Трогает, да. Комната полутемная, хорошо проветриваемая. Освещение мягкое. И кроме них, хотя кресел целых шесть, никого. Оказывается, это сложно, когда сердце раскрывается, оживает, как когда-то вновь. Когда в нём снова нет обид, когда дни яркие, волшебные, когда будни просты и легки, когда тебя в них любят. – Если не торопимся, давай… посмотрим еще? – Конечно, посмотрим, – кивнула Анжела, – я сняла, чтобы… выдохнуть… Ирине понимала, о чем речь. Они обе с намокшими глазами взглянули друг на друга с улыбкой. А после синхронно, как космонавты из одной команды, надели наушники, улеглись. Пусть будет детство, думала Ринка, пусть будет папа. Или редкие моменты из школы – она пересмотрит их все. Она переживет их заново, она позволит себе прочувствовать каждый настолько глубоко, насколько сможет. По отцу, конечно, скучалось, но ведь она вернется к нему. И он не постареет ни на день, ни на минуту. Она обязательно обнимет его по возвращению крепко-крепко, вдохнет его родной запах и погладит по морщинистым щекам. Он в отличие от матери, которая только и делала, что ныла про генетику, про хирургов, про то, что ей, вероятно, придется тратить тысячи евро на «пластику», умел любить просто и по-настоящему. И дочь научил. |