Книга Проданная Истинная. Месть по-драконьи, страница 10 – Екатерина Белова

— Подстраховался, — назидательно ответила Лале. — Сопределье все еще под дланью императрицы, и она в любой момент может надавить на герцога, заставив женится хоть на тебе, хоть на огородном чучеле. От тебя герцог отговорился твоей бездарностью, но семья Фьорре самая богатая в Сопределье, ему выгодно взять дочь семьи, чтобы поправить собственные дела.

В политике и истории драконьего мира у меня все еще были серьезные пробелы. Я хмуро взглянула на сестру, молчаливо понукая к продолжению.

— Как ты думаешь, кто станет дочерью на выданье, когда тебя сбагрят в пансионат?

Лале счастливо рассмеялась.

Я закрыла глаза. Вот как. Герцог вернется в столицу, выслушает неискренние причитание венценосной мачехи и отправиться обратно, просить руки дочери Фьорре снова. Но Пустая, некрасивая дочь, с которой не то что в постель, за один стол сесть страшно, будет к тому моменту в пансионате.

И тогда молодой герцогиней станет Лале: красивая, как бутон весенней розы, юная, нежная, полная магии и сил. Цветок Сопределья, достойный сиять рядом с ангелоподобным Анваром Фалаш.

Дорогие читатели, буду благодарна вашим комментариям и звездам! Для меня это очень важно и очень-очень приятно :)

Лале смотрела на меня с вполне заслуженной победой в глазах.

— Поддержи меня, сестренка, — она нежно взяла меня за руки, одним глазом посматривая на горничных: все ли видели, как она добра к своей неудельной сестре. Такое же выражение было у вейры Глок, когда она проверяла реакцию дракониров на свою доброту к уродине. — А когда вернешься из пансионата, подыщу тебе местечко в нашем доме. Будешь жить достойно вейры.

Вот в это я охотно верила. С Лале станется поселить меня в герцогском дворце, чтобы каждый день на мне самоутверждаться и показывать, почему герцог предпочел ее, а не меня. А если взбрыкну, можно будет напомнить, чей хлеб я ем. Точно говорю, так и будет. Мои отцы, что этот, что предыдущий, успешно практиковали такой же метод и передали его по вертикали потомкам.

В груди заворочалось что-то темное, страшное, похожее на бурю, скованную цепью. И это было вовсе не чувство несправедливости, давно мне привычное. Но я смиренно опустила глаза:

— Хорошо, Лале.

Несколько секунд сестра молчала, словно ждала скандала, а после радостное ожидание в ее глазах потухло, она брезгливо отвернулась.

— Что ж, езжай, сестра, не забывай писать изредка. Часто не пиши, не расстраивай родителей. Удачи, милая.

— И тебе… — земля стекловатой, Лале.

Она вышла, за ней потянулись горничные, а я усилием воли заставила себя вернуться к делу. Быстро и привычно переоделась в темное повседневное платье, содрав с себя остатки свадебного наряда, надела крепкие, кожаные ботинки на шнуровке, купленные вопреки воле матери. Та-то была свято уверена, что нормальные вейры ходят только в бархатных туфельках, нежных, как лепесток розы, и только по балам. В остальное время их носят на руках. Уж не знаю, откуда она взяла эту глупую теорию, учитывая тот факт, что ее собственная жизнь была далека от идеала.

К матери я вернулась во всеоружии, небрежно ссыпала в чемодан ракушки и засунула книги.

Маму уже осматривал семейный лекарь:

— Речь вернется дней через пять, повреждений нет, можете не волноваться.

Когда врач ушел, мама силой усадила меня в кресло и раскрыла чемодан, показывая, что и куда она убрала. В документы она ткнула меня чуть ли не носом. Я не обижалась, в связи с моим уродством меня воспринимали чуть ли не умственно-отсталой, хотя соображала я ничуть не хуже остальных. Разве что в образовании здорово отставала от сестры и брата. Но этот недостаток я охотно прощала самой себе — я в этом мире всего два года, всему приходилось учиться в спешке и на практике. Неловких ситуаций хватало.